Рабочий, поливавший колчаковцев кипятком, споткнулся и упал, сильно ударившись правой рукой о рельс. Он быстро вскочил, хотел поднять брандспойт и не мог. Кипяток лился на пропитанную мазутом землю. Рабочий беспомощно оглянулся, прижав к груди сломанную руку.
Кондрат Васильевич закрепил ручку гудка, выскочил из будки и побежал к рабочему.
Но колчаковцы уже опомнились. У пулемета залег солдат с тремя георгиевскими крестами. Рядом, у коробок с лентами, плюхнулся унтер-офицер.
«Не успеть!» — подумал Кондрат Васильевич.
Он бежал и видел дуло, прицельную рамку, голову солдата, прильнувшего к пулемету. Сейчас заговорит «максим» и…
Унтер-офицер локтем ударил георгиевского кавалера, а тот оторвался от прицельной рамки и стал что-то поправлять в пулемете. «Заело!» — мелькнула у Кондрата Васильевича радостная мысль. Он подхватил горячую кишку и хлестнул кипятком по колчаковцам.
Подоспели рабочие с винтовками. Унтер-офицер и солдат с крестами подняли руки.
Кондрат Васильевич вернулся в паровозную будку и освободил ручку гудка. Наступила звенящая тишина. Теперь гудок был не нужен. Он заглушил звуки короткой схватки, и наружная охрана не догадалась, что произошло внутри депо.
Рабочий, из-за которого чуть не сорвалась тщательно продуманная операция, виновато потупясь, стоял у паровоза.
— Ты бы левой — укоризненно сказал ему Кондрат Васильевич.
Рабочий показал левую руку. Она была ошпарена. На пальцах и ладони бугрились пузыри.
Кондрат Васильевич охнул, словно ему самому стало нестерпимо больно.
— Прости, друг! — произнес он. — Потерпи полчасика! Отправим бронепоезд — перевяжем.
— Потерплю, — отозвался рабочий.
Кондрат Васильевич пошел к пулемету. Он открыл крышку коробки, передернул ленту. «Максим» был в полном порядке, нажми на спуск — и пулемет заработает.
Задумчиво посмотрел Кондрат Васильевич вслед георгиевскому кавалеру, которого уводили в помещение кладовой. Там уже толпились и другие обезоруженные колчаковцы.
Перебегая в темноте от дома к дому, Мика и Цыган развешивают на улице флажки.
Трясогузки с ними нет. Командир, засунув древко большого флага за пояс, медленно поднимается по железным скобам вверх — на высокую кирпичную трубу. Свистит ветер. Над головой — черное небо, а внизу — смутные очертания городских строений. Страшно стало Трясогузке. Он прижался к скобам и зажмурился.
— Ну, ты! Трус окаянный! Шевелись! — обругал он сам себя и снова полез вверх.
Наконец его рука нащупала последнюю скобу. Трясогузка подтянулся и лег животом на кромку трубы рядом с острым штырем громоотвода. В трубе что-то задвигалось, захлопало. Мальчишка откинулся назад и чуть не сорвался вниз. Какая-то птица вылетела из жерла трубы и, сердито каркнув, пропала в темноте.
— Дура летучая! — с дрожью в голосе прошептал Трясогузка. — Где ночевать вздумала!
Отдышавшись, он уселся верхом на ребро трубы и стал привязывать древко флага к громоотводу.
Подозрительный шорох заставил его замереть. Мальчишка прислушался. Снизу доносилось позвякиванье железных скоб.
Со страхом и отчаянной решимостью смотрит Трясогузка на кепку и широкие плечи человека, взбирающегося на трубу. Кепка все ближе, ближе. Мальчишка согнул ногу, чтобы ударить. Но порывистый ветер вдруг развернул полотнище флага, и оно громко щелкнуло.
Человек вскинул голову.
Мелькнула рука. Дуло нагана снизу уставилось на Трясогузку.
Николай первым узнал беспризорника.
— Трофим!.. Чуть грех на душу не взял! Что ты тут делаешь?
— Я тут ночую…
Ответ прозвучал так нелепо, что Николай нервно расхохотался.
— Ой, уморишь! Врун ты окаянный!.. Замолчи, а то упаду!
— А ты держись! — проворчал Трясогузка.
Николай поднялся до верхней скобы.
— А по-честному, — зачем сюда залез?
— Зачем и ты! — ответил Трясогузка, кивая на красный флаг, засунутый у Николая за ремень.
Батистовый флаг беспризорников снова защелкал на ветру. Николай взглянул на полотнище.
— Чертушка ты мой!.. Только… флаг-то белый!
— А ты что — неграмотный? — рассердился Трясогузка. — На нем написано по-русски — красный!
— Так ведь снизу не прочтешь! — мягко возразил Николай. — А цвет — он сразу виден! Давай-ка вот этот прилаживать!
Он вытащил из-за ремня красный флаг и отвязал от громоотвода батистовое полотнище.