– Какого черта ты делаешь, чего дожидаешься?
– Он нуждается в помощи, – ответил Грабянский. Хотя руки у него дрожали, голос, как ни странно, был спокоен.
– Помощь? Это нам нужна помощь!
– Кажется, у него сердечный приступ.
Грайс подхватил Грабянского сзади под мышки и поднял его на ноги, что было нелегко, учитывая вес и рост Джерри.
– Послушай, – произнес Грайс тоном, каким разговаривают с непослушными детьми, – мы убираемся отсюда прямо сейчас. Нам не нужно подвергать себя риску больше, чем это необходимо. Тут нет нашей вины, мы и без этого уже наследили. Так? Правильно?
Грабянский, казалось, согласно кивнул головой.
– Вот и хорошо. Уходим.
– А как быть с ним? – Грабянский посмотрел через свое плечо.
– Это не наша забота.
– Мне кажется, он уже не дышит, – сказал Грабянский.
В то утро Хьюго сел за стол, чтобы съесть то, что в некоторых ресторанах все еще называют традиционным английским завтраком. Два предыдущих дня и большую часть вечеров он провел на торговой конференции в Глазго. Все разумные доводы, которые он приводил себе о необходимости ограничиться апельсиновым соком, овсяными хлопьями и, в крайнем случае, еще парой поджаренных в тостере ломтиков хлеба из непросеянной муки, тут же забывались, как только до него доносился манящий запах поджаренного бекона с хрустящей корочкой, шипящей и булькающей яичницы на сковородке. Кроме того, разве не это едят все остальные?
А сейчас Хьюго Фурлонг лежал с сердечным приступом на полированном полу своего нового, еще не обжитого дома.
– Пошли, – снова засуетился Грайс.
Грабянский продолжал расстегивать рубашку Хьюго. Боль в голове у него прошла, и он изо всех сил старался вспомнить, что прочел однажды в пасмурный день в журнале, который просматривал в мастерской мелкого ремонта автомобилей, где к его машине приделывали новую выхлопную трубу.
– Оставь его.
Расстегнув одежду, Грабянский стал искать пульс. Он нажал на запястье большим пальцем с такой силой, на которую только отважился, и все равно ничего не почувствовал. Тогда он попытался найти пульс на шее, но и там ничего не прощупывалось. Не было даже намека на него.
Грабянский поднялся, обошел вокруг лежащего человека, выпрямил его ноги, расправил руки вдоль тела.
– Вызови «скорую», – сказал он.
– Ты шутишь!
– Разве это похоже на шутку? – Грабянский показал на лежащего.
– Конечно. Для меня это самая настоящая вонючая шутка. Именно так все это и выглядит.
– Если ты не собираешься вызывать «скорую помощь», – Грабянский вновь опустился на колени, – тогда подойди сюда и помоги мне.
Грайс смотрел, как его партнер взялся за голову неподвижно лежащего человека, так осторожно, как если бы это была хрупкая ваза, и, не обращая внимания на кровь, которая измазала его руки, обхватил ее и отвел назад.
– Подушку! – крикнул Грабянский.
– Что – подушку?
– Достань мне подушку. – Он не был уверен, что это так и нужно, но взял неохотно протянутую ему Грайсом подушку и подсунул ее под лопатки Хьюго Фурлонга несколько ниже его шеи.
– Что ты делаешь? – спросил Грайс, проявив странную заинтересованность. Грабянский пытался раскрыть рот Хьюго.
– Даю доступ воздуха… Черт! – воскликнул Грабянский.
– Что случилось?
– У него искусственные зубы.
– При его-то возрасте – чего ты еще ожидал? Когда человеку сорок пять или пятьдесят… У меня сверху нет ни одного своего зуба. А как у тебя?
Во рту Грабянского было полно пломб, но все зубы у него были свои. Чисти их с солью и теплой водой каждый день, учила его бабушка. От удара головой или от падения вставные зубы Хьюго соскочили со своего места и уперлись в нёбо. Большим и указательным пальцами Грабянский вытащил их и, слегка встряхнув, отложил в сторону.
– Черт! – недовольно пробурчал Грайс. – Это отвратительно.
– Ты предпочел бы, чтобы он умер?
– Конечно, предпочел бы, чтобы он умер. Он видел нас, не так ли? Его ты не уговоришь назвать нас парой негров. Если он выкарабкается, то поможет полиции составить фотороботы и мы предстанем перед всей страной в телепередаче «Ищите преступников». Он умирает – и пусть умрет.
Грабянский не слушал его.
Все еще стоя на коленях, он распрямился, крепко обхватил левой рукой запястье правой, которую сжал в кулан.
– Какого черта?.. – начал Грайс. Он полагал, что является свидетелем какой-то примитивной польской молитвы.
Грабянский ударил кулаком в середину груди Хьюго со всей силой, на которую был способен, нацелив удар на два дюйма левее грудины.
– Господи! – крикнул Грайс. – Я не имел в виду убивать его!
От силы удара тело Хьюго подскочило вверх, из его легких толчком вышел воздух. Но, когда Грабянский проверил пульс, его все еще не было. Он передвинулся ближе к его голове, плотно зажал нос и приблизил губы ко рту Хьюго.
– Я бросаю это дело, – заявил Грайс, обращаясь скорее к себе, чем к партнеру. В любом случае тот, который лежал на спине, ничего не слышал.
– Нажимай на его грудь, – повернулся к нему Грабянский.
– Что?
– Нажимай на грудь.
– Это ты доктор Айболит, а не я!
– Хорошо, – Грабянский поднялся на ноги. – Подойди сюда и дыши ему прямо в рот.
– Ни в ноем случае!
Грабянский соединил руки, положив одну ладонь на кулан другой, наклонился вперед и стал с силой массировать его сердце. Раз, два, три, четыре… Взгляд на Грайса с угрозой в глазах. Пять, шесть, семь… Немного передохнул. Восемь, девять, десять и еще раз на счастье. Грайс все еще колебался, держась в стороне.
– Будешь ты это делать или нет?!
– Чтобы получить себе в рот все то, что он запихивал в себя целый день? Забудь об этом!
Грабянский снова принялся делать искусственное дыхание изо рта в рот, не забывая, что надо делать паузы, чтобы грудь опадала.
Быстрое движение, и опять толчки в область сердца. Он мог пока выдержать взятый темп, но без помощи другого человека какой в этом смысл? Он не спасет лежащего незнакомца.
Грайс думал о том же.
– Послушай, Джерри, я понимаю, что ты пытаешься сделать. При других обстоятельствах, ты знаешь, это все было бы правильно. Но здесь… мы должны оставить его.
Грабянский еще пару раз вдохнул воздух через рот Хьюго, потом вскочил и достаточно сильно ударил Грайса по лицу.
– Тебе наплевать, что станет с ним! Хорошо. Только подумай, какие обвинения выдвинут против нас, если нас поймают. А? Подумай об этом и иди к телефону. Вызывай «скорую» и скажи, что в их распоряжении имеется только пять минут. – Он взглянул на Хьюго и поправился. – Меньше.
У Грабянского не было времени проверить, пошел ли Грайс звонить. Он снова пощупал пульс. Черт возьми! Руки стали ослабевать, мышцы болели. Его собственное дыхание стало неровным. Он считал, что Грайс мог сбежать, никому не позвонив и бросив его здесь. Но потом он услышал, как звякнула положенная трубка телефона. Больница и станция «скорой помощи» находились на расстоянии менее мили.
– Послушай, – крикнул Грабянский лежавшему человеку, – кем бы ты ни был, не умирай теперь у меня, не умирай, а?
Он продолжал массировать его грудь, а мозг неустанно восстанавливал в памяти все, что касалось подобной ситуации. Откуда-то выплыли сведения о том, что мозг живет лишь в течение трех минут после того, как кровь перестанет поступать в него. Он надеялся, что это факт, а не выдумка. Он не собирался дожидаться, когда прибудет бригада «скорой помощи», которая в курсе всех новейших медицинских приемов, вооружена до зубов приборами, этим, как его… дефибриллятором.
Не прошло и двух минут, как он услышал звук сирены.
Он в последний раз прижался ртом ко рту Хьюго Фурлонга, вдохнул в него воздух. Заметил, что грудь того поднялась и опустилась.
– Пусть тебе повезет, – сказал он, направляясь не к выходившему на задний двор окну, а к парадной двери. Он передвинул задвижку на ее замке таким образом, чтобы тот не мог защелкнуться. Сирена завывала уже на соседней улице, и когда он побежал, то заметил отражение синих огней в стеклах ближайших зданий.