– …И был у нас один красноармеец – переросток 27-ми лет, – рассказывал кочегар, попыхивая цигаркой, свернутой из газеты с нашей солдатской махрой, которой мы щедро его угощали.. – Не знаю, как так у него получилось, но он в свои годы был еще целка. Да-да, ни с одной бабой не спал, живой п… не видал.
И вот однажды отправили этого парня поездом в командировку. Он в дороге познакомился с какой-то шалавой, и она его сумела расшевелить. Разговелся наш тихоня. Но за один только этот раз приобрел редчайшую венерическую болезнь – "испанский воротничок".
Есть сифилис, есть триппер – он же гонорея… есть, говорят, какая-то третья венерическая болезнь. А этот "воротничок" – четвертая. И чтобы от нее вылечиться, надо надолго отказаться от баб вовсе. Вот так подзалетел наш чистюля!
Отогревшись у Джаги, снова шли работать. Дело происходило в двух шагах от железнодорожной станции, где была и крошечная забегаловка, в которой продавалась водка в розлив. Намерзшись, мы были готовы пренебречь всеми запретами, чтобы согреться. Но выпивке препятствовали два обстоятельства. Одно – это шаставшие по станции патрули. В первый раз войдя в этот "шалманчик", я было уже заказал себе "свои боевые сто грамм", как вдруг вошел патруль: офицер и два солдата. Стакан с порцией "особой московской" был для меня уже налит, но буфетчица не успела его мне протянуть, а я не успел уплатить. Только это и спасло меня от "губы", да еще то, что офицер попался не вредный.
Второй же помехой в употреблении спиртного было для нас для всех почти полное отсутствие денег. Но тут судьба проснулась и позаботилась о нашем винно-водочном удовольствии.
Через несколько дней пребывания в командировке, в один из субботних дней, которые еще не были тогда выходными, прибежали в наше жилище несколько наших же хлопцев с таким заманчивым известием: они договорились со станционным начальством разгрузить вагон с минеральными удобрениями, прибывшими с Кольского полуострова.
Станция за сверхнормативный простой вагонов платила большие штрафы, и у железнодорожников был "безлюдный денежный фонд" на необходимые случаи оплаты. То есть, проще говоря, "живые" наличные деньги.
Несколько человек согласились поработать в виду наступавшего воскресенья, и я был в их числе.
На одном из задних путей стоял специально отогнанный туда огромный пульмановский вагон, весь чуть не до потолка загруженный порошком кольского суперфосфата, о котором я так много слышал на уроках географии буквально с 4-го класса, что даже кое-что запомнил.
Мы с жаром взялись за работу, вдохновленные пусть не очень круглой, но столь необходимой каждому суммой заработка: выходило по 80 тогдашних рублей на нос – на две с лишним "поллитры" "Московской".
Но очень скоро начали выдыхаться: фосфат загрузили влажным, потом его прихватил мороз, и теперь приходилось орудовать кайлом и ломом, прежде чем пускать в ход совковые лопаты… До глубокой ночи, часов до двух, провозились мы с разгрузкой. В течение дня ни на миг не прекращали выгрузку, бегая на обед и ужин посменно. Двое или трое, в том числе вечный "изобретатель" и авантюрист Попович, вернулись с обеда под мухой. С бешеной силой схватились за лопаты, но уже через несколько минут скисли, выдохлись: алкогольный допинг помогает лишь на краткое время… А потом следует спад, человек быстро теряет силы.
В конце работы, когда содержимое вагона оставалось лишь в его дальних концах и стало далеко и неудобно выбрасывать его через отодвинутые, раскрытые двери, пришлось кидать в окошечки, которые в товарняках находятся под самым потолком. Но у меня совершенно отказали мои интеллигентские руки: просто не поднимались выше пояса!
Наконец вагон был разгружен… Слева и справа от него лежала целая гора выгруженных удобрений, частично осыпавшись и под колеса.
Пошли за работодателем. Он явился – и сказал, что мы "не выполнили габарит": оказывается, груз должен быть удален от железнодорожного полотна на какое-то определенное расстояние – полметра или даже больше. Чтобы это сделать, нам пришлось вручную откатить вагон – маневрового паровоза в распоряжении нашего "благодетеля" не было.
Поднатужась и помогая себе бурлацкими матюками, мы с большим трудом сдвинули примерзший к рельсам вагон, повели его по колее, освобождая себе "фронт работ", затем вернулись и из последних сил выложили "габарит". Никогда за всю предыдущую и последующую жизнь я так не уставал! Хорошо, что назавтра было воскресенье, и удалось отлежаться.
Зато от наступающего мороза у нас теперь было чем защититься!
Озябнув и продрогнув, мы (с должной оглядкой) наведывались в забегаловку и с наслаждением опрокидывали в себя "свои боевые сто грамм". Раз и навсегда на собственном опыте постиг я причины того жестокого пьянства, к которому склонны северные народы. "Спиритус вини ректификати", при всех отрицательных, а зачастую и роковых последствиях его употребления, просто необходим в условиях сурового климата холодных поясов и является там совершенно незаменимым лекарством и продуктом.
Шел день за днем, мы работали и работали, и каждый раз, когда приходила машина из Чернятина, я с надеждой вглядывался в лицо сопровождавшего ее офицера: не привез ли он мне из штаба полка долгожданную весть о том, что прибыл, наконец, путешествовавший по инстанциям приказ о моем увольнении в запас? Иногда, не выдержав характер, сам подходил и спрашивал у такого офицера (а вдруг да забудет сказать?!) Но нет, пока все было тихо… Мой самый близкий в армии друг Миша Манеску тоже ждал, но не демобилизации пока, а обещанного отпуска "с выездом на родину": он списался с "заочницей", молдавской девушкой Пашей (адрес получил от нашего солдата, с нею учившегося в учительском институте) и теперь горел желанием с нею познакомиться вживую.
Манеску был моим ровесником, но на неудачный роман с еврейкой
Полиной извел массу времени и в свои 25 лет считал себя перестарком.
Заметив это, ребята во взводе над ним подтрунивали: пугали, будто он лысеет, и бедняга, приняв страшилки всерьез, бросался рассматривать свой коротко остриженный "ежик" в маленькое карманное зеркальце, которое всегда носил с собой; рассмотреть в него свою голову было невозможно, а большого зеркала ни в одной казарме не было. Еще на него напускали страху байками, будто старенький и редко включаемый локатор, при котором он был оператором, снижает мужскую потенцию, – по-моему, он и в это верил…
С некоторых пор Манеску занялся постановкой молдавских танцев в полковой художественной самодеятельности. Думаю, что и этим он старался заработать себе отпуск.
И вот однажды прибывший с машиной офицер привез-таки хорошую новость, но не мне, а Михаилу, который с этой же машиной (каким-то образом место в ней нашлось) вернулся в полк, чтобы оформить разрешенный ему отпуск и ехать в Черновцы. Как лучшие друзья, обнялись мы и расцеловались, обещая не забывать друг друга. Я выполнил это уговор…