– Ого, – уважительно сказал Мышляев. – Мистический ореол условности… Да ты поэт!
– Ты слушай, я тебе дело говорю. Деньги – это и есть условность, абстракция от начала и до конца.
Но реализована эта абстракция во вполне конкретном изделии. А любое изделие, которое сделано человеком, другой человек может скопировать с той или иной степенью точности. Существует набор критериев, по которым определяют подлинность того или иного изделия. Вот ты, например, способен отличить подлинное полотно Рубенса от подделки? Правильно, неспособен! А если подделку создаст грамотный специалист, который не только умеет рисовать, но и хорошо разбирается в химии и имеет доступ к оригиналу, то все эксперты мира окажутся в таком же дерьмовом положении, как и ты, то есть будут не в состоянии отличить подлинную вещь от подделки. Представь себе: стоят в ряд пять одинаковых картин Рубенса, и все до единой – оригиналы!
– Так ведь об этом и речь, – заметил Мышляев, снова наполняя стаканы.
– Разумеется. – Гаркун цапнул свой стакан, рассеянно выхлебал водку, словно это была кипяченая вода, и утер рот тыльной стороной ладони. Мышляев протянул ему пачку, и он закурил, глядя в пространство расфокусированным, обращенным вовнутрь взглядом. – Понимаешь, – продолжал он, – в принципе, ничего неосуществимого в этой затее нет. Это чертовски сложно – так сложно, что большинству фальшивомонетчиков это оказывается просто не по зубам. Тягаться с государством в том, что касается технологических мощностей – это, сам понимаешь…
Ведь это же целое производство! Матрицы всякие, рельефы, насечки – чепуха, вчерашний день. Теперь защита начинается на уровне бумаги и красок. Эту бумагу и эти красители ты не купишь ни в каком магазине, и украсть их тоже негде. Значит, нужно выяснить их состав и воспроизвести в точности… А это невозможно сделать на кухне или в ванной. Тут нужны определенные производственные мощности и грамотные специалисты – химики, инженеры, технологи…
В общем, целый коллектив. Иначе у тебя получатся не деньги, а фальшивки.
Мышляев почесал переносицу согнутым пальцем.
– Химики, – сказал он, сильно выделяя голосом окончания. – Инженеры. Технологи… А если так: один химик, один инженер, один технолог… А? Я ведь не намерен переплюнуть Соединенные Штаты по объему выпуска купюр.
Гаркун вдруг хихикнул, поблескивая маленькими черными глазками сквозь густое облако дыма.
– Я тебе скажу, что ты намерен сделать, – проговорил он. – Ты намерен подорвать самую основу мировой экономики. Если дело выгорит, то пройдет не один год, прежде чем кто-то заподозрит неладное.
И тогда ни один человек на всем земном шаре не сможет быть уверенным в том, что всю жизнь копил настоящие деньги, а не фальшивки.
– Плевал я на земной шар, – заявил Мышляев. – Ты что, в самом деле решил, что мне нужны великие свершения? Мне нужны деньги, понял? Много денег.
– А вот я не прочь тряхнуть этот старый шарик, – с непонятной интонацией сказал Гаркун. – Только все это пустые мечты… Если бы это было так просто, кто-нибудь давным-давно провернул бы что-нибудь похожее. Думаешь ты один такой умный?
Кстати, – он опять захихикал, потирая руки, – а может быть, так оно и есть? Ты когда-нибудь думал о том, сколько в России наличной валюты? Откуда такая денежная масса, а?
Мышляева передернуло – ему, в отличие от Гаркуна, было что терять.
– Тьфу на тебя, – с чувством сказал он. – Даже мороз по коже… Может, все-таки вернемся к нашим баранам? Если предположить, что роль технолога возьмешь на себя ты, то что нам остается? Химик и толковый технарь, так?
– Угу, – промычал Гаркун, снова начиняя рот закуской и принимаясь с хрустом жевать. – Все-таки ты, старик, неисправимый романтик и мечтатель.
За это я тебя, дурака, и люблю. Ты хоть понимаешь, на что замахиваешься? Это же нужно организовать целое производство. Причем такое производство, оборудование для которого нигде не приобретешь.
Придется же буквально все делать своими руками – приспосабливать, переоборудовать и даже конструировать заново. Конечно, можно приобрести оборудование для изготовления бумаги, но, во-первых, оно будет слишком громоздким, рассчитанным на промышленные объемы производства, а во-вторых, у компетентных органов немедленно возникнет вопрос: а что это замышляет наш гражданин Мышляев? Что это он у нас в последнее время такой Замышляев? Буквально Затевахин… Потом ты купишь старый коровник, поставишь в нем оборудование и начнешь на виду у всей округи варить бумагу и шлепать баксы. А бракованную продукцию, в полном соответствии с местными обычаями, будешь сваливать в ближайший овраг, а то и вовсе под забор.
Да ты же мигом станешь народным любимцем!
– И как, по-твоему, много ее будет, бракованной продукции? – игнорируя шутливый тон приятеля, озабоченно спросил Мышляев.
– Это смотря как дело пойдет. Может статься, что у тебя вообще ничего не получится, кроме стопроцентного брака.
– У нас, – поправил Мышляев.
– Я еще не согласился, – живо парировал Гаркун. – А впрочем… Что мне терять? Но ты понимаешь, что поначалу это дело потребует довольно ощутимых капиталовложений?
– Не твоя забота, – сказал Мышляев. – Н-ну, химика, я, допустим, найду… Есть у меня на примете один тип. По слухам, большой специалист. Работал в оборонке, пока его «почтовый ящик» не прикрыли.