Я медленно встал, не спуская с нее глаз; она лежала поперек кровати, запутавшись в каких-то лохмотьях, которые уже не имели даже отдаленного сходства с платьем. Я почему-то поймал себя на воспоминании о том, как выглядела Сара Лундгрен, когда Каселиус со своими молодчиками ее укокошил. Лу, Лу-то, по крайней мере, была жива-живехонька, а я никогда и не утверждал, будто у нас с Каселиусом нет ничего общего, в моральном смысле. Теперь оставалось только понять, кто из нас двоих смелее и грубее.
Я начал говорить ей что-то глубокомысленное и остроумное - и осекся. Потом стал извиняться, что в моих устах звучало еще глупее. Для высокопарных речей ни время, ни место не были подходящими. Тогда я просто повернулся и вышел из номера.
Глава 22
Остановившись перед дверью, я вставил ключ в замочную скважину. Я уже приготовился толкнуть дверь и войти, как вдруг понял, что именно так многие и встречают свою смерть. Они расстраиваются из-за женщины или из-за чего-то другого, забывая учесть изменившуюся ситуацию, которая может таить в себе смертельную опасность.
Если у них все шло по плану, то моя ситуация изменилась принципиально - во всяком случае, так должен был думать Каселиус, что в данном случае имело первостепенное значение, - и я очень хорошо помнил, что случилось с Сарой Лундгрен, когда наш герой решил, что она ему больше не нужна.
Я порылся в кармане, достал золингеновский нож и открыл лезвие. Отойдя в сторону, я с силой распахнул дверь и подождал, пока она, ударившись о стенку, закроется опять. Потом я подождал еще немного. Если в номере кто-то v был, он должен был увидеть сноп света, упавший из дверного проема, и догадаться, что последует дальше - то ли войдет человек, то ли бросят ручную гранату. По-моему, это в любом случае было хорошей тренировкой его нервной системы.
Низко пригнувшись, я впрыгнул в прихожую. Чтобы прицелиться в меня за то короткое мгновение, когда я появился на фоне освещенного коридора, стрелок должен был быть опытным профессионалом. Я упал на пол и откатился к дальней стене прихожей, но ничего не произошло. Чувствуешь себя полнейшим идиотом, когда грохаешься на пол и катаешься в пыли, но уж лучше чувствовать себя идиотом, чем получить пулю в лоб. Я пролежал, не шевелясь во тьме довольно долго и решил, что уж коли я не один в номере, то мой невидимый гость уже давно должен был окочуриться от задержки дыхания. Потом я встал, крадучись подошел к окну, задернул шторы, стараясь не приближаться к стеклу, и включил свет. Я не стал выглядывать в окно. Бледное лицо в окне - отличная мишень, а любопытство меня не мучило. Если в кустах под окном спрятался снайпер, то и хрен с ним. Он меня не волновал. Пока он там, мне до него не было дела.
Я вернулся в прихожую, закрыл дверь и нажал на выключатель. Шведы любят большие пластины, похожие на исполинские кнопки дверных звонков. По ним надо разок ударить, чтобы включить свет, и еще разок по той же самой кнопке - чтобы снова оказаться во тьме. Потом я взглянул на комод - он был пуст. Пленки исчезли. Не могу сказать, что я онемел от удивления.
Я зашел за занавеску ванной и взглянул на себя в зеркало. На одной щеке остался след от ее губной помады, помада виднелась и на воротничке рубашки. Лацканы были перепачканы ее пудрой. Запястья украшали царапины - это она пыталась меня схватить. Больше она не нанесла мне никакого видимого урона. С точки зрения физического ущерба, как любят говорить ребята с Мэдисон-авеню, ею была проявлена односторонняя инициатива.
Из зеркала на меня взирала та помятая рыбья морда, в которую твое отражение всегда превращается после большой пьянки. Я заметил, что на щеках в подбородке уже появилась щетина. Мне бы неплохо побриться. И принять ванну. Мне требовалась хорошенькая порка - сеанс старомодного применения кнута. Мне срочно нужна была новая внешность и новая легенда. Мне нужен был двенадцатичасовой сон.
Я вымыл лицо и принял аспирин. Когда в дверь постучали, звук был едва слышный, но я подскочил как ужаленный. Я снова достал нож, подошел к двери и открыл ее, соблюдая привычные меры предосторожности. Стоявшего за дверью гостя я менее всего ожидал сейчас увидеть. Я-то думал, что она уже достаточно от меня натерпелась и ей требуется небольшая передышка. Я закрыл нож и сунул его в карман. Этот вечер был полон сюрпризов, которые почему-то душу не радовали.
- Входи, Лу, - сказал я. Она не двинулась. Она смотрела на мое лицо. - Да, здесь побывали твои друзья. Поздравляю!
- Мэтт, я...
- Входи! Не бойся. Я не имею привычки посягать на одну и ту же женщину дважды в течение одного вечера.
Она вошла. Я закрыл дверь и обернулся. Она произвела значительные реставрационные работы. В ней теперь невозможно было узнать девушку, которую я некоторое время назад оставил лежать на кровати в лохмотьях. На ней был ее старый костюм битника - обтягивающие черные штаны и свободный черный свитер, - волосы расчесаны, а на губах свежий слой яркой помады. На подбородке краснело пятно - вот и вес, что напоминало о нашем недавнем поединке.
Мы молча смотрели друг на друга. Наконец я сказал:
- С тобой все в порядке? Она кивнула.
- Да. Со мной - все в порядке. Я протянул руку и дотронулся до красного пятна на подбородке.
- Моя щетина?
Она кивнула.
- Мне надо будет не забыть в следующий раз побриться перед тем, как я соберусь подвергнуть истязанию очередную женщину.
- Ты еще не закончил истязать эту женщину, Мэтт.
Воцарилась тишина.
- Я не особенно... красиво поступила с тобой... мы поступили друг с другом. И я не осуждаю тебя за то, что ты меня возненавидел и захотел причинить мне боль.
Я вовсе не нуждался в ее дурацких сопереживаниях.
- Очень мило с твоей стороны. Я просто польщен... Она поспешно помотала головой.
- Пожалуйста, не ехидничай! Когда-нибудь, может быть, очень скоро, ты поймешь, почему... - ее голос угас. Помолчав, она добавила: - Если я что-то... чем-то могу искупить то, что я тебя так одурачила...
- Мне кажется, мы квиты. Она взглянула на пустой комод.
- Даже после этого?
- Даже после этого. Она скривила лицо.
- Кажется, я без особого успеха пыталась собой торговать сегодня, а?
- Да? А ты разве этим занималась? - Я смерил ее взглядом. - Знаешь, меня никогда не возбуждал вид женщины в штанах, куколка.
Она сказала упавшим голосом:
- Ну, это легко поправимо. Их же можно снять! Напрасно она все это говорила. Как я ни старался, последнее слово оставалось за ней. Я признал свое поражение.
- Слушай, Лу, давай прекратим. Я уже устал от этих обменов сальностями и остротами. Она упрямо сказала:
- Я просто не хочу, чтобы ты ощущал себя... обманутым. По крайней мере, в этом смысле. Но в то же время я не хочу, чтобы ты ощущал себя великодушным и благородным рыцарем. Я хочу покончить со всеми нашими взаиморасчетами прежде, чем выйду из номера. Мы скорее всего больше никогда не увидимся. Если тебе кажется, что тебе что-то еще светит, черт тебя возьми, то пришла пора расплаты, - и она заплакала.
Я достал из чемодана носовой платок и подал ей. Она вытерла глаза, высморкалась и смущенно посмотрела на платок.
- Сохрани его на память, - сказал я. - Посмотришь как-нибудь на эту скромную монограмму, да и вспомнишь обо мне.
Она запихала платок в карман штанов.
- Ну, вот, я совсем расквасилась. Пожалуй, мне пора отчаливать.
Она повернулась и пошла. Я дал ей дойти до двери. А потом позвал:
- Лу!