Жаль, с Санькой не успел попрощаться — жив только благодаря ему. Как же его предупредить, чтоб не волновался?.. А пацан расстроится, когда не найдет Виктора в подвале.
Витька привязался к мальчишке, хорошо изучив его за эти долгие дни; а Санька уже считал его своим другом. И Витька, уезжая, поступает не по-товарищески.
Попросить кочегара, чтобы тот передал мальчику, что он уехал? Но тогда откроется убежище, Саньке негде будет ночевать, придется искать другое место для ночлега. А тут неплохо... для тех, кто оказался на Санькином месте. Многие бездомные мечтают о таком... Хотя рано или поздно все откроется и беспризорника выгонят. И Витьке с маленьким другом еще повезло, что все это время никто ни разу не зашел в подвальное помещение, называемое «пустоткой».
Толкушкин задумался: а может...
Точно!
В голосе Виктора просквозило возбуждение:
— Слушай, друг, у тебя есть листок бумаги и ручка?
Кочегар, выпив очередные сто грамм, ответил утвердительно.
— Хочу другу пару строк набросать, — объяснил парень, принимая бумагу и шариковую ручку с обгрызенным колпачком. — По дороге куплю конверт, брошу в почтовый ящик.
Витька торопливо писал:
«Саня! Извини, что так получилось — я уехал. Я тебя очень прошу, поживи пока в нашем подвале, никуда не перебирайся. Скоро у меня будут деньги, о которых я тебе говорил. Я приеду за тобой. Мог бы и сейчас оставить тебе адрес, но сам пока не знаю, где буду жить первое время. Я надеюсь на тебя, друг Санька, и не прощаюсь. Витя».
Толкушкин подчеркнул слова «друг Санька», сложив листок пополам, положил в карман. Торопливо вставая из-за стола, пояснил:
— Братан, я на двор сбегаю.
— Давай, — кивнул кочегар. — Только обойди кругом — и на стену. А то за желтые пятна на снегу начальство нас не хвалит. И мне с лопатой убирать тоже не в радость.
Витька обнадежил его красноречивым жестом.
Он снова почти не чувствовал боли, спускаясь в подвал. Открыв дверь, где они с другом коротали время, парень присел на ящик и покачал головой. Предаваясь воспоминаниям, расправил записку и положил ее на видное место.
С одной стороны, Саньке одному будет легче. С другой — скучать будет парень. Но это ненадолго. Самое главное, чтобы он поверил. Должен поверить. Санька никому не рассказывал о том, что он был воспитанником при войсковой части, но Витьке поведал о своих злоключениях. Сейчас Толкушкин с ненавистью представил себе краснорожего командира части. Ублюдок! Встретиться бы с тобой!
Задумавшись, Витька снял с руки часы и положил их поверх записки. Дорогие часы, полторы тысячи долларов. Но, посидев в задумчивости еще некоторое время, забрал назад: Санька может подумать, что все в записке — вранье, никогда за ним не придет его друг, нет на свете искренности, дружбы, все от начала до конца — обман.
Часы можно было продать и раньше, купив на вырученные деньги лекарства, но Виктор опасался, что мальчик может попасть в неприятности. Откуда у беспризорника дорогие часы? Естественно, украл. Тут и до милиции дело могло дойти. А терять единственного помощника Виктору было нельзя.
Ну все, пора. Не дай бог, кочегар выйдет, а он к этому времени будет выбираться из дренажной.
Придется недельку поваляться в постели, думал он, прежде чем заняться поисками сержанта милиции Зубкова.
Сволочь! — сощурился Толкушкин. А его подруга еще хуже. Если бы Виктор не притворился мертвым, его бы добили. Потом действительно отвезли бы в гараж, чтобы вытащить пули-улики.
Найти сержанта — проще простого. Пусть он даже не Зубков, но зовут его Слава, и работает он, судя по разговору с подругой, в Октябрьском отделении милиции. Надавить на него — дело техники. Тот сам отдаст деньги, как только увидит перед собой Виктора. Он спросит у сержанта: «Сколько ты потратил?» — и даст еще столько же. Но предупредит: «Не дай бог...»Тот поймет. А скорее всего тот не истратил ни доллара, понимая, что за каждую купюру с него срежут лишний лоскут кожи.
Виктор довольно четко понимал положение Зубкова: не находит себе места, дергается от каждого телефонного звонка, боится всех без исключения прохожих. По идее, он мог избавиться от «дипломата», но должен понимать, что совершит очередную глупость: за это его грохнут, когда придут за деньгами. А так у него есть «смягчающие вину обстоятельства»: да, совершил глупость, но не знал, куда обратиться, где искать хозяина денег; если надо будет, встанет на колени.
А отнести деньги в милицию ему не позволит подруга. Даже подруга тут ни при чем, какой бы стервой она ни казалась, — сам не пожелает сознаться в преступлении.
Витька поднялся на ноги. Ему показалось, что он различает шаги на лестнице. Досадливо поморщившись, сделал шаг к двери.
Вчера они долго просидели за праздничным столом. Ближе к вечеру пришли еще гости: мужчина с женщиной и с ними девчонка-воображала. Женщину Санька признал сразу: врачиха из больницы. Ее мужа мальчик не знал, но его проницательный взгляд ему не понравился: точно мент, глаза выдают.
А девчонка все время жеманничала, отказалась от торта, сказав что-то о своей фигуре. Санька даже прыснул от такого заявления: вот наивная! А копченую колбасу ела без хлеба: кружок за кружочком исчезали у нее во рту. Вот это скорость! — удивлялся Санька. Видно, дома ее плохо кормят.
Но одной колбасой сыт не будешь, Санька ловил на себе заинтересованные взгляды и заставлял свои глаза смотреть на девчонку снисходительно: мала ты еще. Все уши прожужжала про своего дядю, который был директором обувной фабрики «Сапожок», видимо, гордится им больше, чем своим отцом. Про отца, который бросал на нее хмурые взгляды, она вообще ничего не сказала, словно познакомилась с ним только что, за столом, и ничего о нем не знала. И вообще — что можно сказать про мента? А когда только переступила порог и знакомилась, свое имя произнесла с выражением, нараспев: «Оля».
«Санька!» — отрапортовал бывший курсант. Причем с гордостью. И было чем гордиться: Николай приделал к его куртке красивую эмблему с беркутом, раскинувшим крылья. Не его знак, товарища, который погиб. Санька понимал, что для него большая честь носить эту эмблему. Когда страсти вокруг него улягутся, он обязательно попросит Колю определить его в воинскую часть. Желательно в «Черные беркуты». Знак у него теперь есть, должны сразу принять. И он наденет форму морского пехотинца, будет походить на красивого парня, который улыбался с фотографии на стене.
Как и обещал, Коля рассказал о нем. У Саньки на глаза навернулись слезы: гады, убили Лешку! Фамилию, конечно, не сменишь, но у Саньки будет кличка: «Ремез». Он твердо решил так. Даже поведал об этом Николаю и дал слово.
Потом гости разошлись. Мальчику постелили в большой комнате на диване, приказав закрыть глаза. Он хитро подмигнул Татьяне, снова вогнав ее в краску. И пообещал, что спать будет крепко.
И — уснул как убитый.
Снились пацаны на рынке. «Что, брат с Севера приехал?» Санька не отвечает, только улыбается в ответ. А они, завидев грозную эмблему на его груди, метнулись от него, как от хищной птицы.
А утром он увидел Таню. И испугался ее вида: бледная какая-то! Но потом понял, что она еще не накрасилась. А чуть приглядевшись, уразумел, что так ей даже лучше, какая-то она домашняя стала.
Потом посмотрел на Колю и чуть не рассмеялся. Тоже мне «черный беркут»! Дрыхнет, как потрепанный воробей!
Таня приготовила завтрак, но Санька вчера так наелся, что даже кофе выпил с большим трудом. Затем был немедленно препровожден в ванную чистить зубы. О-о! Насчет зубов он крепко попал, тут за ним будет следить профессионал.
17
От удара, который ему нанес парень в кожанке, кочегар согнулся пополам. И тут же получил еще один, по почкам. Красиво к нему приложились, профессионально, удары хорошо отработанные, глубокие. И вот он слышит повторный вопрос. И почему только он не ответил с первого раза...
— Где он? — спросил Качура.
— Пошел на двор, — еле выдохнул кочегар.