Офицеры спешились, майор молча закурил.
Туманов с интересом оглядывался по сторонам. Он явно попал сюда впервые.
— Что это за место, Жень?
Тот, помолчав, ответил:
— Острая Могила... Место, где я набираюсь боли. Это помогает мне потом быть безжалостным.
— А поче... — начал было капитан, но напарник взял его левой за пуговицу кителя на груди и указал рукой с папиросой на окопы.
— Смотри сюда. Видишь вытянутые впадины там, за траншеями?
— Да...
— Это засыпанные противотанковые рвы, что мы копали в сорок первом, — боялись охвата Ворошиловграда с востока.
— Понятно...
— Весь город копал, и даже мы, менты. Вот тот, второй, копал и я, лично. И следующий тоже. Упорно, до кровавых мозолей рыли...
Он замолчал, два раза затянулся.
— Вот этими руками, — майор поднес ладони к самому лицу собеседника, — я вырыл могилу для собственной семьи. Получается, так...
Туманов положил руку на плечо майора.
— Я знаю, Евгений Павлович... Просто не думал, что здесь, в степи. Мои соболезнования...
— Софийка. Наши Риточка и Борюсик, долгожданный. Ее мама Сусанна Моисеевна...
Он бросил окурок под ноги. Достал портсигар, потом вытащил немецкую зажигалку, свинтил крышку, подкурил и, вновь завинтив, убрал в жилетный кармашек.
— Почему не эвакуировались?
— Потому что меня отправили на фронт, а у бабушки Сусанны всегда было свое мнение, непоколебимая уверенность в брехливости советской пропаганды и светлая вера в культурную миссию немецкого народа.
— Понял, прости...
— Ближе к концу октября людям объявили, что идет организованная отправка в Палестину. Велели взять ценные вещи и провизию на три дня. Утром первого ноября всех собрали на стадионе и начали грузить в машины. Везли сюда, по два грузовика в каждой партии. Смотри, вот рвы. Где сейчас заваленные дзоты, там выставляли пару «машиненгеверов» на станках. Останавливались вот здесь, — он указал рукой точку. — Вылезать никто не хотел. Тогда они запустили в кузов овчарок. — Милиционер внимательно посмотрел в лицо собеседнику. — Ты же понимаешь, что могут сделать две Фриды в грузовике с женщинами и детьми?
Выдохнул и продолжил:
— Потом все ценности складывали на расстеленный брезент, всех раздевали догола, строили и строем валили в ров длинными очередями в упор. Кто бежал — добивали из карабинов поштучно. Отработав две машины, встречали следующие — точно как наши мясники на перроне. Почерк!
Помолчав, Векслер взял капитана за предплечье и не спеша повел его к мотоциклу.
— Ты думаешь, зачем я тебя привез сюда? Для чего эти еврейские стенания? — Он остановился. — И тогда, и сегодня против нас — нелюди. Запомни, Туманов. Мы их найдем, по-любому. Как Фрида, я их верхним чутьем возьму — я ведь тоже немецкая овчарка по кличке Векслер. И когда мы их найдем, живым никого не выпустим. Никого — запомни. Как это животное сказало в тот вечер на вокзале: «Вплоть до комнатных собачек»? Вот так мы и сделаем. И ты со своим ТТ будешь прикрывать мою спину. И не дай бог тебе дать слабину...
Он оценивающе посмотрел в лицо капитану.
— Поехали домой. Вытерпим все молча и продолжим, — подытожил майор.
Глава 4. Белая будка
Дореволюционный особняк Васнева нависал над брусчаткой перед местной Красной площадью всеми своими, как тогда говорили, архитектурными излишествами: балкончиками, массивной колоннадой и балюстрадой открытой террасы третьего этажа. Возле машины Векслера стояли трое — сам старший группы, его напарник и майор Сретенский, сменивший китель на больничный халат.
— Списывать меня, мужики, пора — третий криз за весну... — жаловался он.
— Ты держись, майор, нам без тебя совсем грустно станет, — приободрил его Евгений Павлович.
— Ладно, что у вас?
— Пэ-Пэ взял все на себя и пошел с полковником к первому секретарю. Мы по-прежнему ловим оборванные концы цепочек, но пока везде голяк. Похоже, бандиты тупо вырезали всех, кто что-либо знал, — развел руками Векслер. — О, Дробот! — указал он глазами на подъезжающий мотоцикл.
Участковый легко выскочил из седла и поздоровался с офицерами. Следом вытянулся во фрунт старшина. Фрося, издали обнюхав всех, вдруг шагнула к Векслеру и дружески слегка боднула его в бедро. Тот потрепал собаку за ухо и обратился к прибывшим.
— Что, Валек?
— Пропал Клешня. С момента разговора в дежурке как сквозь землю провалился... Як пороблэно! — раздраженно треснул он себя по ляжкам.