Но Пэт отбросила страхи и сомнения и продолжала, спотыкаясь, идти вперед по темной и неопределенной дороге, по которой была вынуждена идти ее семья. В одиночестве.
Второй день прошел так же, как и первый. AFN TV возобновила вещание, однако большую часть времени передавало социальную рекламу и новости, из которых нельзя было получить никакой информации. Дождь во второй половине дня только усугубил мрачное и опасливое настроение. Заявления, что эвакуация вот-вот начнется, носились вихрем вместе с другими слухами.
Но так было только до вечера, когда были переданы официальное сообщение и инструкции о начале эвакуации. Словно открылись вентиляционные каналы, немного стравив избыточное давление.
По крайней мере, теперь они знали, что делать и когда это начнется. Уже в шестой раз за эти два для Пэт проверила «эвакуационный комплект", стоявший у двери. Одеяла, еда, вода, чашки, подгузники, некоторые медикаменты, смена одежды для мальчиков, две для Сары, карманный нож, книжки-раскраски для детей, и другие «необходимые» элементы.
Рассказывать обо всем детям Пэт боялась больше всего. Она откладывала это как можно дольше, надеясь, что некоторое здравомыслие все же возобладает и все закончиться.
Но больше откладывать было нельзя. Она собрала детей на кровати Шона и села вместе с ними. Она сказала им, что завтра они собираются уехать из Германии, чтобы навестить бабушку. Курт пришел в восторг. Он подпрыгнул на кровати и стал спрашивать, какие игрушки можно взять с собой. Сара просто смотрела на Пэт, пытаясь сказать слово «бабушка», но не могла связать его с чем-либо, так как никогда еще не видела своих бабушку и дедушку.
С Шоном, как и ожидалось, оказалось тяжелее. Его первый же вопрос был об отце:
— А папа поедет с нами?
— Нет, папа с нами не поедет.
— Почему?
— Папа должен остаться по работе. Помните, я вам говорила, что он отправился в поле? Так вот, он все еще в поле со своей ротой. На этот раз он не сможет поехать с нами.
— А мы когда-нибудь снова увидим папу?
— Папа вернется и присоединиться к нам, когда закончит на своем поле.
— Когда это будет?
Пэт начала сердиться. Мальчик беспокоился, ей было жалко его, потому что происходящее было ему непонятно. Но его вопросы только усиливали ее страхи и тревогу. Прежде, чем потерять способность держаться и заплакать, Пэт прервала эту череду вопросов без ответа и сказала Шону, что отец вернется домой, как только сможет. Это не устроило Шона, но это было лучшее, что Пэт могла сделать.
***
Утро продолжалось с незначительными изменениями. Дневная жара превращала танк в духовку. Химическая защита делала все еще невыносимее. Бэннон начал выпускать двоих членов экипажа наружу, чтобы размяться, покурить, проветриться и поесть. В перерыве он пошел проверить танк № 33. Командиры танков начали выпускать членов экипажа наружу. Сразу после полудня к «66-му» прибыл для доклада Полгар из механизированного взвода. К Бэннону и Полгару присоединилась командир батальона и его S3, прибывшие на протрясшейся по проселку М-113. Видимо, им тоже было скучно из-за того, что они не могли ничего сделать, кроме как смотреть и ждать. Пока полковник отправился пешком, чтобы проверить механизированный взвод, S3, майор Фрэнк Джордан спешно ввел Бэннона в курс сражения, которое вели передовые силы.
Кавалеристы понесли тяжелые потери и не смогут продержаться еще долго. Они остановили атаку первого эшелона и сильно ослабили его, однако дорого заплатили за этот успех, на что указывал настоящий парад санитарных и ремонтно-эвакуационных машин, спускающихся с дальнего холма через деревню и направляющийся через небольшую долину в тыл. Бригада ожидала удара противника где-то в конце дня. Кавалеристы хотели продержаться до ночи, чтобы отойти под покровом темноты. Однако ставки были против них. Затем вернулся полковник, обменялся с ними несколькими репликами, а затем покинул позиции вместе с S3.
Вместо того чтобы после полудня все время смотреть и ничего не делать, Бэннон решил обойти взводы.
Командир батальона ушел, но собирался вернуться через некоторое время после отхода кавалеристов. В этот момент было хорошо показаться на позициях, чтобы проверить остальную группу, увидеть, как они адаптировались к войне и передать приказ быть готовым к отходу кавалеристов. Он сказал Фолку оставаться на месте, и если придет сообщение на частоте батальона, переключиться на частоту роты и передать сообщение старпому, если тот сам не сделает этого. Надев шлем, РПС и вооружившись пистолетом, Бэннон начал обход.
Как и утром, Бэннон двигался от танка к танку, обходя позиции слева направо. Добравшись до танка № 31, Бэннон сообщил переданную ему информацию и обсудил с Гаргером положение 3-го взвода. Затем они рассмотрели план действий группы и взвода при прохождении кавалеристов и атаке противника. Бэннона приятно удивило то, что Гаргер четко изложил ему действия своего взвода на каждом этапе планируемого действия. Либо Пирсон работал с ним сверхурочно, либо мальчишка действительно понимал все это. По крайней мере, неважно, по какой причине, он держал в уме весь замысел предстоящего боя. Был еще, однако, вопрос, сможет ли он реализовать его на практике.
Даже в тени деревьев, подниматься вверх по склону в костюме химической защиты и болтающихся на ногах бахилах было жестоким испытанием. К тому моменту, как он достиг танка Улецкого, он чувствовал себя избитым и нуждался в отдыхе и глотке воды. Когда он устроился в тени рядом с «55-м», Улецки нагнулся вниз, протягивая ему банке колы, холодную банку колы. Бэннон понятия не имел, откуда тот ее взял. Да и не хотел этого знать, потому что что-то хорошее всегда было несколько неуставным. Отдыхая, Бэннон обсудил с Улецки план действий не только группы, но и всего батальона. Если он выйдет из строя — эвфемизм для будет ранен или убит — Улецки, как старпому должен будет быть готовым руководить действиями группы в рамках плана так же эффективно, как и он сам. В армии все должны быть заменяемыми. Это была не слишком светлая мысль, однако это было частью их службы и, по крайней мере, теоретически, все это понимали.
Закончив с Улецки, Бэннон прикинул в уме, не отправить ли старпома во второй взвод, чтобы проверить их и передать сообщения о кавалеристах. Это было заманчиво. Но второй взвод был единственным, который он не посетил этим утром. Единственно правильным решением было посетить их сейчас. Как и в случае с 3-м взводом, Бэннон обошел все танки, проверил готовность и обменялся несколькими фразами. Добравшись до танка командира взвода, Бэннон передал ему сообщение о кавалерии и обсудил с ним план действий взвода и всей группы. Едва они закончила разговор, как с холмы за долиной окутались пламенем. Донеслись раскаты взрывов. Советы ввели в бой второй эшелон. Это не продлиться долго. Бэннон направился обратно к «66-му», так быстро, как только позволяли болтающиеся бахилы костюма химической защиты.
Кавалерия не продержалась так долго, как рассчитывала. Свежие батальоны советского второго атакующего эшелона сломали позиции избитых и сильно потрепанных кавалеристов как сухую ветку. Через тридцать минут после удара второго эшелона стало очевидно, что сражение с передовыми силами закончилось. Для кавалерии настало время отходить через позиции группы. Ленивое и скучающее настроение, продолжавшееся с утра и в первые часы после полудня, сменилось нарастающей напряженностью по мере того, как кавалеристы начали передавать ответственность.
Первой отступала вспомогательная техника: санитарные, ремонтные и транспортные машины. За ними последовали артиллерийские подразделения и штабные силы. Переход проходил отнюдь не в парадном строю, как на учениях. Машины шли поодиночке, парами, иногда группами до пятнадцати единиц. Некоторые тащили на буксире поврежденные машины. Некоторые единицы техники дергались или виляли, словно пьяные, что говорило о повреждениях. Брезентовые крыши грузовиков были порваны в клочья. Навесное оборудование гусеничных машин было покорежено и беспорядочно навалено на крыши, свисая с бортов. Была даже пара грузовиков, ехавших на колесных дисках, не желая или не имея возможности остановиться и поменять шины. Если в кавалерийском полку, проходящем мимо позиций группы, и было какое-то подобие порядка, Бэннон его не наблюдал.