Выбрать главу

Джип еще не успел остановиться прежде, чем подполковник выпрыгнул из него и направился к Бэннону. Они встретились на полпути и обменялись приветствиями. Вместо «Привет, ну что у вас тут?» Бэннон был встречен резким:

— Ну что, Бэннон, как твои дорогущие ведра с гайками поживают этим утром?

— Готовы порвать кого угодно как тузик грелку, сэр! Когда собираетесь спустить на меня каких-нибудь русских?

Держась слева от подполковника, он и Рейнольдс направились в сторону собравшихся взводных, несмотря на все усилия Бэннона дать ему понять, что Улецки сам закончит совещание. Все встали, убрав блокноты и карты, одновременно надевая шлемы. Отдача чести, приветствия и несколько односторонние разговоры заняли около пяти минут, прежде чем Бэннон сумел оттащить подполковника в сторону и поручить дальнейшее совещание Улецкому. Пока они шли к линии деревьев, Бэннон сообщил Рейнольдсу о своем намерении заменить Гаргера. Подполковник занял ту же позицию, что и Пирсон. Война была неизбежна, и менять командира взвода не было хорошей идеей. Бэннон продолжил приводить свои соображения и объяснять причины. Они оба стояли у линии деревьев, глядя, как грузовик «два-с-половиной» направляется вниз с противоположной стороны долины. Туман рассеялся, оставшись лишь над рекой. Солнце ярко светило в безоблачном небе, становилось жарко. Полковник собирался ответить, когда его оборвал быстро приближающийся рев двух реактивных самолетов, летящих на высоте верхушек деревьев. Два офицера обернулись в направлении источника рева как раз вовремя, когда еще два самолета с ревом прошли над долиной, снизились и пронеслись над небольшой боковой долиной на правом фланге позиций группы.

Бэннон не смог распознать тип самолета. Знание самолетов вообще не было его сильной стороной.

Но необходимости точно определять их тип не было. Красные звезды на фюзеляжах рассказали о двух самолетах все, что требовалось. Ожидание закончилось. Шарик взлетел. Группа «Янки» оказалась на войне.

* * *

Несмотря на все попытки создать впечатление, будто в нынешней ситуации не было поводов для беспокойства, Шон тихо начал готовить семью. Он проследил, чтобы Пэт собрала комплект для срочной эвакуации, в том числе еду и теплые вещи. Он упаковал все важные документы в специальный конверт. Все мелкие детали были обсуждены и рассмотрены.

Возможно, все это обнадеживало Шона, однако сильно тревожило Пэт. Но она ничего не говорила, только внимательно слушала его наставления и молилась, чтобы все они оказалось лишь перестраховкой.

Пэт знала, что этим вечером Шон вернулся в последний раз. В его глазах читалось нежелание верить, что это произойдет. Она видела то же самое в своих собственных каждый раз, когда смотрела в зеркало. Когда маленький Шон выбежал встретить отца, тот не понес его в кровать, а посадил на диван, достал семейный альбом и начал медленно листать страницы. Они тихо сидели, глядя на фотографии, пока ребенок не уснул. С огромной неохотой, Шон отнес его в кровать. Через пятнадцать минут он вышел из комнаты сына. Его глаза были красными и мокрыми. На мгновение он посмотрел на Пэт, а потом просто сказал, что устал и собирается ложиться спать. Пэт пошла с ним.

Раздался телефонный звонок. Шон встал и мгновенно поднял трубку, как будто и не собирался спать, а лежал и ждал вызова. Он вернулся, и Пэт посмотрела, как он тенью в темноте спальни собирает свою форму и ботинки. Она заговорила, заставив его вздрогнуть:

— Ты уже уходишь?

— Да. Я должен. Хорошему командиру не положено опаздывать, правда?

— Вернешься домой к завтраку?

— Нет.

— Мне собрать тебе что-нибудь на ужин?

— Нет, не надо.

Пэт знала это. И Шон знал, что она знала. После восьми лет в браке было трудно скрывать тайны и еще труднее скрывать чувства. Он подошел к кровати и сел рядом с женой.

— Пэт, батальон выдвигается к границе через час. И я не знаю, когда мы вернемся.

— Все?

— Да, все. Министры стран НАТО и их правительства объявили мобилизацию. Идут все, включая нас.

— Они собираются объявить эвакуацию?

— Начиная с 09.00 этим утром. В любом случае, об этом объявят. Никаких сомнений не осталось.

Он закончил одеваться, Пэт тоже оделась. Нужно было сделать многое. Шон направился в спальню детей. Она мгновение смотрела на него, а затем направилась на кухню, чтобы собрать ему ссобойку. Когда она закончила собирать ее, все ее усилия сдерживаться и улыбнуться ему на прощание провалились. Она заплакала. Ее муж вышел из дому, чтобы отправиться на Третью Мировую войну, а все, что она могла сделать для него — это собрать для него ссобойку.

Глава 2

Первый бой

Полковник Рейнольдс и капитан Бэннон стояли, словно завороженные, глядя на исчезающие за долиной точки русских реактивных самолетов. Сознание Бэннона словно онемело. Он пытался убедить себя, что, возможно, два русских самолета ему привиделись.

Наверное, это была ошибка. Это должно было быть ошибкой. Мысль «Мы не можем быть в состоянии войны. Это невозможно» крутилась у него в голове.

Они оба повернули взгляд обратно на восток, навстречу грохоту, донесшемуся до них, словно отдаленный гром. Они видели лишь горы за долиной. Но никому не нужно было видеть, чтобы понять, что означал этот гром. Это было бесчисленное множество разрывов снарядов и раскатов сотен орудий. Это могла быть только советская артиллерийская подготовка, обрушившаяся на передовые позиции кавалерии.

Бэннон повернулся и посмотрел на подполковника. Тот продолжил смотреть на восток, как будто мог пронзить взглядом горы за долиной и увидеть, что там происходит. Онемение и шок, которые ощущал Бэннон, забросили в сознание дурную мысль. Они потерпели неудачу. Основной целью армии США в Европе было предотвращение войны. Сдерживание. Это было то, что они должны были делать. Но им это не удалось. Что-то пошло не так, и они потерпели неудачу. Теперь им остается только вступить в бой. Война началась. И в этот момент, Бэннон ощутил себя страшно одиноким, неуверенным в себе. Ему было чертовски страшно.

Рэйнольдс повернулся и посмотрел на Бэннона. Лицо полковника не изменилось. Если он и ощущал то же самое, то не показывал этого. Рэйнольдс мгновение изучал Бэннона, ощущая отражавшиеся на лице капитана шок и неопределенность. Он уже видел это во Вьетнаме, поэтому реакция Бэннона его не удивила.

— Ну что же, капитан, давай посмотрим, стоят ли твои хваленые ведра с гайками тех денег, что на них потратила страна. Объяви по роте МОПП второго уровня, и занимайте боевые позиции. Поддерживайте связь, но не вызывайте меня первыми. Я ожидаю, что кавалеристы потянуться обратно по этой дороге, словно побитые собаки. Будьте готовы прикрыть их и удерживайте позиции столько, сколько сможете. Вопросы есть?

Бэннон вдумался в слова подполковника. Какие могли быть вопросы? Это то, что они отрабатывали. Все их тренировки до этого момента были направлены на это. Теперь им предстояло сделать это в реальности.

— Нет, сэр, вопросов нет.

— Что же, тогда занимайте позиции и доброй охоты.

Не дожидаясь ответа, подполковник повернулся и быстро и целеустремленно направился обратно к своему джипу. Он не оглядывался.

Рэйнольдс подавал пример, и Бэннону нужно было ему последовать.

Когда он повернулся к БТР, где оставил своих взводных, новая серия разрывов артиллерийских снарядов загрохотала ближе к позициям группы. В бой вступили дополнительные советские артиллерийские части, обстреливая тыловые позиции кавалерии. Последняя серия разрывов прогрохотала за холмом на дальней стороне долины. «Черт подери, подполковник может быть свеж и не шатается», подумал Бэннон. «Это моя первая война, и я чертовски уверен, что не впечатляю тех, кто ждет от меня уверенности». Он перешел на медленный бег. Оружие, противогаз и фляга дергались и били по нему, когда он побежал через лес к БТР.

Подойдя к БТР, Бэннон увидел Улецкого, командиров взводов и первого сержанта, который глядели вслед джипу подполковника, который, выбрасывая из-под колес камни на проселочной дороге, исчезал за облаком пыли. Они все слышали рев самолетов и артиллерийских снарядов. Бэннон перешел на шаг, перевел дыхание и подошел к ним. Все взоры сразу обратились на него.