— Все сложно, это место указано в моем свидетельстве о рождении — загадочно комментирует мужчина, — и есть в этом совпадении что-то кармическое.
Он снова смотрит на меня, я шумно сглатываю. Сцена в лесу незримо витает между нами. Прямо сейчас я чувствую, как вязкое тепло окутывает низ живота, а щеки просто пылают.
Я нуждаюсь в твердой почве под ногами, но она куда-то уплывает.
— Кармическое? — пьяно переспрашиваю я. — Что вы имеете в виду?
— Знаете, Аграфена, — игнорирует мой вопрос мужчина, — у вас на удивление приятный голос. Я никогда не пытался его представить. Тот случай, когда нарисованный образ не портят реальные детали.
В сказанном столько двусмысленности. Мне казалось, что произошедшее в лесу должно стать табуированной темой. Но Князев так не считает. Совершенно свободно намекает на случившееся, как будто это что-то нормальное. Его даже не смущает присутствие Ани в кабинете.
Я оборачиваюсь и смотрю в сторону подруги, которая сидит в кресле у стены. Ее брови взметнулись к линии роста волос. Она явно тоже улавливает непонятный подтекст в происходящем.
Глава 6. Сомнения
Аграфена
Глеб проследил за моим взглядом. Мне кажется, что ранее он совсем забыл о наличии Ани в кабинете, а теперь вспомнил.
Резко выпрямляется в своем кресле и интересуется сухим деловым тоном:
— Где вы учились и работали?
Неожиданно меня очень царапают эти его обезличенные интонации. Бьют наотмашь по натянутым нервам. Да и зачем спрашивать, если на мониторе открыто мое резюме? Хочет выстроить между нами стену из сухих фактов?
После искреннего любопытства ранее, сейчас в его глазах царит арктическая стужа. Уже наигрался со мной?
Мне ужасно обидно, но я беру себя в руки и отвечаю как можно спокойнее.
— Я закончила филфак Московского областного университета с красным дипломом. Работала в трех изданиях литературным редактором. В первом позицию сократили, сейчас на корректуре экономят. Во втором редакция взбунтовалась, когда акционеры решили перевести издание из исторического здания газеты на Пушкинской площади. Большинство сотрудников уволились, я тоже.
— Так вы бунтарка, Аграфена? — Князев снова заинтересовано поворачивается ко мне, будто вскрылся штришок, меняющий составленное мнение.
— Я не бунтарка, но и не штрейкбрехер, — смотрю на сложенные на коленях руки, — хотя бунтовать было весело.
— Не боитесь, что вам у нас будет скучно? Страхование — самая далекая от литературы и журналистики отрасль, — Князев ухмыляется, — да и с бунтами у нас все плохо.
Ну вот, кажется он понял, что я всего лишь самозванка из другого мира. Сейчас наорет и выгонит вон. Глупо было думать, что меня возьмут в такую организацию на руководящую должность. У меня же на лбу написана абсолютная профнепригодность. Не стоило и мечтать.
Надо просто выдохнуть и расслабиться. Все очень логично. Передо мной просто представитель делового мира, где я случайная гостья. Я пытаюсь абстрагироваться и представить, что передо мной всего лишь один из героев Магритта.
Но что-то не складывается. Рубашка не белая, галстук не красный, нет котелка и строгого пальто. Казалось бы, различия лишь косметические, но образ отказывается натягиваться на этого конкретного представителя офисного мира.
И этот самый мужчина взрывает все картинки Магритта в моей голове. Мне хочется стать к нему ближе. Возникает странное желание сменить кожу, как делают змеи во время линьки. Сбросить старую шкурку журналистского джинсового сообщества и натянуть на себя новый корпоративный дресс-код.
Я понимаю, что шансы мизерные, но собраюсь и все-таки отвечаю на вопрос:
— У вас я также работала бы со словом. Не думаю, что изменения были бы для меня фатальными.
— Вы думаете, что они не будут фатальными? Вы совсем не верите в рок?
— Решения принимает не рок, а люди, — обреченно выдаю я, продолжая рассматривать свои руки. Игнорирую сарказм и прожигающий взгляд мужчины, сидящего передо мной.
— Когда вы сможете приступить к работе?
Я так ошарашена услышанным, что впадаю в оцепенение. Князев почему-то все-таки решил меня взять. Тру о коленки внезапно вспотевшие ладони.
— Я еще не писала заявление об увольнении. Не знаю, отпустят ли меня без отработки. Максимум через две недели, — скороговоркой бубню себе под нос.
Глеб поверачивается к Макаровой, которая внимательно наблюдает за происходящим.
— Аня, зайдите к эйчарам, дай Аграфене договор для изучения, после обеда зайдешь ко мне.