— Мы не можем думать за все человечество, Грушенька, — мягко улыбается Федорова, — главное, заботиться о ближнем круге. Почему бы вам с Глебом не подумать о детках. Мне кажется, у такой красивой пары и детки будут просто заглядение.
Густо краснею. Потом рассеянно слушаю, как Федорова подробно рассказывает о важности оздоровительных процедур в первый год жизни ребенка. Мне некомфортно, потому что Князев как-то ясно дал понять, что наши отношения будут несерьезные. Но я здесь, чтобы исполнять желания Федоровой, поэтому просто слушаю. Очевидно, что ей нравится говорить о своей работе.
Облегченно выдыхаю, когда мы заканчиваем обедать, и я провожу по терминалу картой. Провожаю Антонину Сергеевну на паркинг.
Ночью мне снится маленький мальчик с изумрудными глазами. Я лежу на газоне и поднимаю его на руках над собой. Он смеется, демонстрируя мне свой беззубый рот. Очень не хочется просыпаться.
Глава 67. Сапфиры
Глеб Князев
Возвращаюсь с делового обеда. Взгляд падает на витрину ювелирного магазина. В памяти всплывает четкая картинка из детства. Я подглядываю за родителями, прячась у них в комнате. Отец подводит маму к зеркалу и застегивает на ее шее колье. Глаза мамы сияют.
Повинуясь порыву, делаю то, чего раньше никогда не хотелось — толкаю дверь магазина и прилипаю к стеклянным витринам.
— Вы ищете что-то конкретное? — обращается ко мне продавец-консультант.
— Нет, просто хочу сделать подарок, — неопределенно веду плечом.
Девушка стреляет глазами на мои руки. Явно в поисках обручалки. Не найдя последнего, задает уверенный вопрос:
— Какие глаза у вашей девушки?
— Небесно-голубые, — мгновенно отвечаю я.
— У нас большая коллекция сапфиров разных оттенков, — консультант указывает на одну из витрин, — вот более светлый вариант.
Достает подвеску из белого золота с голубоватым сапфиром. Украшение лаконичное и строгое. Мне нравится, мышке тоже должно зайти.
— А есть такие сережки? — уточняю я.
— Да, конечно, — девушка победно улыбается.
— Я возьму. А это что? — указываю пальцем в золотую мышку на витрине.
— Это подвеска с кристаллом Сваровски, обычно детям берут, но с голубым камнем тоже есть.
— Я возьму с голубым камнем, — сразу решаю я.
Смотрю, как изделия упаковывают в два разных футляра. В один мышку, в другой набор с сапфирами. Удобно. Можно растянуть подарки во времени. Забираю коробочки и спешу в офис.
Вечером Груша ставит передо мной тарелку с ужином и присаживается рядом.
— Ты знаешь, что твоя мама в курсе наших отношений? — мышка смотрит на меня с напряжением во взгляде.
— Не знаю, но ничего странного, я тебя не сильно скрывал, — беру приборы и начинаю разделывать мясо.
— Она тебе ничего не говорила? — Груша недоверчиво смотрит на меня.
— Что тебя удивляет? Я тоже никогда не комментирую личную жизнь мамы, — пожимаю я плечом.
— У твоей мамы активная личная жизнь? Но она же в разводе. И ты говорил, что она любила твоего отца, — Груша взирает на меня с соверешенно непонятным мне потрясением.
— Ты меня изумляешь, мышка. Мама развелась сто лет назад. После отца ничто не помешало ей еще раз выйти замуж. Она красивая женщина. Естественно, у нее есть личная жизнь, — встаю и достаю из холодильника каперсы.
— Мне кажется, я бы не смогла ни с кем встречаться, если люблю другого человека, — Груша задумчиво смотрит в окно.
— Чисто гипотетически, — начинаю я рассуждать, — если ты меня любишь, и если мы расстанемся, ты до конца жизни собираешься оставаться старой недодевой? — вопросительно выгибаю бровь.
— Именно так, — с вызовом отвечает мышка.
— Ну и дура, — почему-то ужасно злюсь, — я был прав, когда не хотел с тобой спать.
— Если бы у нас ничего не было, тогда бы я осталась просто старой девой, а не недодевой, — взрывается Груша, — потому что я уже тогда любила тебя, и мне никто не был нужен.
Ошеломленно утыкаюсь в тарелку взглядом, продолжаю по энерции разделывать еду. Пару месяцев назад с любой другой девушкой после таких признаний я сразу бы свернул все отношения. Теперь же не знаю, как я должен реагировать. Беру таймаут.
— Ты говоришь глупости, — говорю как можно спокойнее и отодвигаю тарелку, — прости, я что-то больше не хочу. Пойду приму душ.
Стою под горячими струями воды. От признания Груши в груди растекается теплая патока. Но что теперь со всем этим делать?
Накидываю банный халат и прохожу в гостинную. Немного думаю, какой из футляров достать.