Пошатываясь, добрела до постели и упала на нее, плечи ее дергались от смеха.
Павлуня рассудительно сказал:
— А смеяться-то зачем? Я как лучше хотел… Помочь хотел…
— Что с ней говорить! — раздул яростные ноздри Женька. — Она же глупая, как соска! Ничего не поняла! — Он повернулся к Вике, заорал на нее: — Убирайся к своему Пузырю! По ветерку! Красотка бензиновая!
СПАСЕНИЕ
Накинув пальто и нахлобучив шапку, Женька бросился вдогонку за Модестом. Вика, все еще улыбаясь и покачивая причесанной головой, сказала Павлуне:
— Ладно… беги-ка за своей Варварой, запрягай клячу, вези меня к моему дураку. А то возьму да и выскочу за тебя замуж — что мне стоит! Ради смеха! — Красавица опять захохотала, опрокидываясь на подушки. Этим вольным хохотом она очень напоминала Марью Ивановну. Передохнув, уже сердито приказала: — Ну, чего встал! Давай клячу!
Павлуня, ясно глядя, ответил:
— Нельзя. У нее маленький будет.
Эти слова почему-то опять насмешили красавицу.
— Ну и черт с тобой! — вспомнила она своего любимого черта.
Она растолкала близнецов, стала напяливать на них, скулящих, шубки и валенки, приговаривая при этом:
— Разоспались, Модестовы дети! Не разбудишь! Все в папашу!
Не сказав ни «прощай», ни «до свидания», она выбралась на улицу, таща за собой сонных ребятишек.
Павлуня вышел на крыльцо проводить гостью.
У клуба Вику встретила ее сестра Наталья и увела, непутевую, к себе.
Парень постоял возле своего дома, посмотрел у фонаря, как снег оживает, поднимается, течет, потом покрепче притворил дверь сарая, закрыл калитку, обошел двор, сенцы, большой пустой дом, наводя везде кое-какой порядок и удивляясь тому, как это ухитрились двое маленьких ребят за два дня перевернуть все вверх дном.
Скоро в доме стало привычно. Стулья нашли свои места, тарелки из-под кровати перекочевали на кухонную полку. Только Павлуня собрался напиться в тишине чаю с вареньем, как заскрипела калитка, забухали шаги в сенцах, и в дверях возник Модест. Позади маячил Женька. Пальто у Модеста нараспашку, волосы стояли дыбом, баки дымились.
— Где? — ошалело спросил он, рыская глазами по комнате.
— Ушла, — сказал хозяин.
Отмахнув Женьку в сторону, Модест выбежал прочь.
— Куда он? — удивился Павлуня.
— В Хорошово кинулся — милку догонять, — ответил Женька.
Павлуня пожал плечами:
— Чего догонять-то. Рядом она, у Натальи.
— Вот так квас, — озабоченно сказал Женька. — Куда ж он теперь метнется с дурных глаз? Пойти остановить.
Пока хозяин одевался, он уже успел до клуба и обратно. Когда появился хорошо засупоненный Павлуня, Женька был уже по маковку в снегу.
— Не видать! — крикнул он, отплевываясь от метели.
Тут мимо парней, всхрапывая, пронеслась Варвара. На ней сидел Модест, наддавая ее каблуками под живот. Женька бросился наперерез, но только испугал Варвару — та шарахнулась от него в сторону, скрылась в белом крошеве.
Женька посмотрел на Павлуню:
— Что же будет? Она ведь стельная! — и широко развел руки колесом.
Павлуня машинально поправил его:
— Жеребая, — и махнул рукой: — Пошли!
Навстречу им из метели вывернулся человек с узлом на плече.
— Привет, Паня! — сказал он веселым голосом механика. — А я тебе шубу тащу. И валенки.
Парни остановились. Видно, механик давно уже тащил шубу: он был белый, как дед-мороз. Верно, не первый час отдыхал он у дома Татьяны: снег возле ее калитки был хорошо истоптан.
Задержаться бы Павлуне, сказать механику суровое слово, чтобы не шлялся под чужими окнами, да некогда: из темноты вроде бы послышалось дальнее ржание. Павлуня с Женькой побрели на голос, проваливаясь в снег.
Механик схватил Женьку за руку:
— Далеко вы?
Тот выдернулся, крикнув на ходу:
— Спасать!
Механик, перебросив узел через низкий Татьянин заборчик, поспешил за ними.
Втроем они молча прошли высокие дома центральной усадьбы, миновали фонари, скрылись в ночи, в слепой метели. Лошадиные копытца быстро наполнялись снегом до краев, пропадали. Парни часто наклонялись, чтобы найти их. Закрываясь рукавицами, они по прямой просекли гудящее поле, и неясные следы привели их в Хорошовский лес. Здесь стало тише, но зато еще темней.
— Разве тут найдешь кого, — оглянулся механик на парней.
Темнота и впрямь показалась сначала неодолимой, но стоило парням приглядеться, как выдвинулись навстречу им елки, бледно засветились березы.