- Поехали со мной, - он такой серьёзный, как у врат Рая на суде перед апостолом Петром.
- И кем я буду для тебя?
- Я сожалел о том, что случилось. Я бы вытащил тебя.
Влад неожиданно другой. Он не такой, каким вошёл в эту квартиру. Не самоуверенный урод, знающий как из такого дерьма, как я, сделать конфетку. Он будто Кай, у которого достали из сердца льдинку.
- Я думал о тебе всё это время. Не мог простить себя.
Он говорит тихо, мне приходится прислушиваться, чтобы не пропустить ни слова. Это самые важные слова в моей жизни.
- Я не верил, что ты мёртв… Димка, - он поднимает руку, но не решается коснуться меня. – Я же почти…
- Почти не достаточно, Влад, - усталость. Я будто не спал несколько суток. – Я не согласен на «почти». Самое забавное, что я тебе верю. Да, ты сожалел, да, не мог простить. Ты просто не такой человек. Не будешь рушить всё остальное из-за этого. Другой бы спился, стал наркоманом или как-нибудь ещё заглушал боль. А что делал ты? Дай угадаю. Работал с ещё большим усердием. Так?
Мужчина просто кивает.
- Прости, Влад. Это не моё.
- Разве ты не вспоминаешь сцену? – о, секретное оружие пустил в ход.
Каждую ночь. Эти крики, это тепло, эту бешеную энергию. И никакой Андрей или Влад это не заменят. Но я по-прежнему не написал ни строчки. Счастливый я не творю.
- Дима. Подумай.
- Хорошо, - легко соглашаюсь я, зная, что уже принял решение. – Уходи.
- Ты будешь в порядке?
- Не слишком поздно думать об этом? Со мной ничего не случится.
Он не хочет уходить. Была бы его воля, он схватил бы меня, приковал к себе цепями…
- Дим… Что мне сделать? – нерешительность и боль. Теперь она одна на двоих, эта чертовка. Потерял меня, ещё и не найдя толком.
- Решить, - я резко поворачиваюсь к нему. – Реши, я или всё остальное. Вопрос тот же.
Влад молчит. Господи, какой он красивый. Будто граф из прекрасного восемнадцатого века. Он выглядит таким благородным, не верится, что этот человек мог делать со мной всё то, что он посмел сделать. Такие люди живут наверху, они не знают бед и страданий.
- У тебя ночь. Эта ночь. Встретимся утром. А пока уйду я.
Кто-то из нас должен уйти.
Не смотрю на него, разворачиваюсь, не глядя перед собой, двигаюсь к входной двери. Подъезд, лифт, скрип старой лебёдки. Свежий ветер ласково касается лица, едва я оказываюсь на улице. Влад. Имя разливается мелодией для моего слуха. Я повторяю его снова и снова, будто в бреду. Ноги сами несут меня куда-то, по ночным улицам, по проспектам, полным огней… Сажусь в автобус, даже не глядя на номер. Много свободных мест. Вот девочка-студентка. В скромном платьице, вязаная кофточка на плечах. Затравленный взгляд. Вот какой-то работяга. Лицо загорелое, морщинистое, но я уверен, что мужчина младше, чем выглядит. Он смотрит в пол, прямо в грязный, заплёванный пол. Тот же затравленный взгляд. Рядом пенсионерка. В каком-то непонятном одеянии. Возможно, когда-то это было платье, сейчас больше похоже на половую тряпку. Застиранную и подранную. Правда, все дырки неаккуратно зашиты. Наверное, у бабушки совсем плохое зрение. Так и есть. Она близоруко щурится, лезет дрожащими руками за пазуху, достаёт кошелёк, расшитый бисером, половина бусинок оттуда уже отвалилась. Монеты звенят, соприкасаясь с собратьями. Облегчённый вздох. Пересчитав деньги, бабушка прячет кошелёк и немигающе смотрит в окно. Уже знакомый взгляд.
Бунт поднимается из глубины души. Я так не хочу. И дело даже не в том, что у людей нет денег, дело в том, что у людей нет счастья. Я всю жизнь искренне считал себя неудачником. Даже когда зарабатывал сумасшедшие для пассажиров этого автобуса деньги. Но так ли это на самом деле? Действительно ли я неудачник? Да, ничего в жизни не получается… Стоп, Дим. Как ничего? Твои песни до сих пор заказывают на радио. Твои стихи живут. Пусть тебя никто не узнаёт, но, быть может, миссия исполнена? Мог я быть рождён для этого? Что я дал этому миру? Хорошо. Как быть с предательством? Человеку даны только те испытания, которые он может выдержать. Так? Это великая христианская мораль слабаков? Не хочу я их больше выдерживать. Хочу, чтобы обо мне заботились. «Но ведь и этого мало, да, Дим?» - вкрадчиво спрашивает меня внутренний голос. В бессильной злости я выскакиваю из автобуса, буквально бегу по улице, пока не натыкаюсь на неоновую вывеску бара. Отличный, лёгкий, доступный способ. В помещении накурено, шумно. Сажусь за барной стойкой и заказываю «отвёртку». Ловким движением, бармен наполняет мой бокал и ставит передо мной на бумажную подставочку с логотипом заведения. Так просто, Дим, глоток, два и ты снова там, откуда начал. У меня лишь эта ночь. Ответы внутри. Нужно лишь их услышать.
На ум приходят слова агента Смита из фильма «Матрица»: «Вам случалось любоваться Матрицей? Ее гениальностью… Миллиарды людей живут полноценной жизнью… во сне. Знаете, ведь первая Матрица создавалась как идеальный мир, где нет страданий, где все люди будут счастливы. И полный провал. Люди не приняли программу, всех пришлось уничтожить. Принято думать, что не удалось описать идеальный мир языком программирования, правда, я считаю, что человечество как вид не приемлет реальность без мучений и нищеты. То есть утопия — лишь игрушка, которой до поры тешился ваш примитивный разум. Поэтому Матрица стала такой».
Утопия – миф. Люди не могут быть счастливыми. Они так созданы. Это и называется жизнь.
И сейчас, улыбаясь в полутёмном баре, я понимал, что мне не нужно счастье в его совершенном значении. Мне нужен лишь один компонент, чтобы воссоздать его. Имя этому компоненту – любовь.
Отрезок №40. Заключительный
Я растворюсь в тумане утра, -
Войду в рассвет и тишину,
И мир, как лес, и в нем как будто,
В огромном озере пойду ко дну...
Но я вернусь, в сохранности своей
Не изменю привычной жизни склад,
И все, что теплится во мне,
Уносит лес и ночи смрад.
Я бродил по городу до утра. Впитывая его таинственную тишину, порочность и ежесекундную переменчивость. Тихий бульвар, шелест листьев, запах озона перед дождём. Пара кварталов, шум из окна второго этажа коммуналки, музыка. В соседних окнах тоже горит свет. Кто-то любит, кто-то ненавидит, кто-то живёт, кто-то существует. Жизнь переменчива. Эта ночь была бесконечной, но она, как бы это ни звучало, многое изменила во мне.
К рассвету я выхожу к набережной. Хочу знак. Ну же, Бог, если ты есть, скажи, что мне делать дальше?
Телефон зазвонил. Даже не глядя кто это, отвечаю: