Витя отошёл, точнее, почти отполз в сторону. Доктор помог Инге подняться и аккуратно усадил её в каталку.
— Тома, отвези её в палату. Пусть поспит. Я сейчас подойду. — Тим-Тим перевёл взгляд на Витю. — Чего ты такой перепуганный? Бывает. С моё б поработал, не такого бы насмотрелся.
Витька машинально кивнул, пропуская занудства Тимофея мимо ушей. Он подмигнул Инге на прощание, стараясь хоть как-то изобразить оптимизм и бодрость, чтобы она улыбнулась. Девушка попыталась. Витя в ответ тоже. Он не понимал, что творится в его голове. Глупые, дурацкие, крамольные мысли роились в сознании. Он хотел отогнать их, но не мог. Инга была едва живой и слабой. В этот момент следовало думать о чем угодно, но не о том, о чем думал он.
Не получалось. Почему-то именно в этот момент слабенькая девочка, которую он знает почти месяц, вдруг показалась необычно красивой, ненормально, бесовски красивой и пугающе очаровательно-милой.
Потрясения закончились… Виктор открыл окно, невзирая на запреты. С характерным звуком треснул поролон, и в холл с ведьмовским воем ворвались сквозняки. Он подставил уставшее лицо ветру, и тот безжалостно швырнул в него горсть мелких колючих дождевых капель. На город нападала новая грозовая волна. Издали по серому небу катился гром. Витька протёр глаза.
— Ёлки зелёные!.. — проскрипел он тихо самому себе и устало повалился на подоконник. В уши осенним гимном залетел шелест опадающей листвы и где-то вдалеке, как фон, гул городских проспектов. Парень подпёр голову, глупо, не мигая, уставившись на соседние многоэтажки, и стал нервозно грызть ногти. Его волновал вопрос: когда, когда они её вылечат?! Непонятно, зачем эти ежедневные капельницы, переливания крови. Девочка всё равно с каждым днём точно тает, как ледяная скульптура, становится всё слабее и тоньше. Что стоит докторам убить какой-то там вирус? Они ведь и не такое умеют… Почему же тогда не помогут Инге? Долго ли ещё собираются цеплять к ней эти трубочки, проводочки? Вливать гадость всякую, кровь брать. Когда уже наконец возьмут и выпишут их обоих, его и Ингу?! Навсегда.
Вряд ли бы они потом часто виделись. Инга — девушка слишком хорошо воспитанная, она не стала бы шастать с его компанией по ночным клубам. Но Витьке хотелось верить, что он обязательно заглядывал бы к ней хотя бы разок в неделю. В пятницу, к примеру, после уроков. Сидели бы, пили чай, болтали о всяких мелочах. Мальчишка понимал, что ни с кем другим он не сможет говорить так, как с ней: интересно, открыто, без глупостей. Он может сказать ей многое из того, чего бы никому не сказал. Она не станет смеяться и подкалывать, называть лошарой, всегда внимательно выслушает и даст на самом деле правильный совет, а не отмажется дежурным «всё будет хорошо».
Витя слегка прикрыл окно: дождь разошелся, и капли забарабанили по стеклу, как бешеные. Шмыгнув носом, парень вздохнул и присел на корточки. Шум ливня каким-то дивным эхом отражался в пустынном коридоре, запахло сыростью и гнилыми листьями. Бедный мальчишка, не зная, что ещё думать, устав нервничать и переживать, закрыл глаза. Барабанная дробь дождя за окном, казалось, от этого только усилилась.
Он вдруг сквозь грусть почувствовал неясную, бог весть откуда взявшуюся радость. Дело было в дожде. Он уже слышал шорох точно такого же ливня, завывание точно такого же ветра, точно такой же запах свежести из полураскрытого окна. Он слышал это раньше. Той ночью, когда, разрезав грозовые тучи, на небо вышла серебряная луна.
Ясной картиной эта луна встала перед закрытым глазами Витьки, как настоящая, будто он снова вернулся в ту ночь. Симфония дождя, звучавшая тогда, теперь волшебным образом напомнила Витьке все те необычные, таинственные эмоции. И то, как они с Ингой ловили первые дождевые капельки, и то, как прятались от уборщицы, как нашли её ключи и как открыли склад, построив там домик… Дождь.
Как волшебно приятно было его слушать, припоминая, как было по-детски весело тем вечером, как беззаботно они валяли дурака, не страшась намокнуть или попасться Тим-Тиму. Виктор боялся пошевелиться, чтобы нечаянно не скинуть нежное прикосновение светлых воспоминаний, чтобы не вернуться раньше времени в настоящий жутковатый и грустный серый день. Он жмурил глаза всё крепче и крепче, понимая, что фантом прошлого неумолимо убегает из воображения. Смутные строки припоминались ему из детства, такие горькие, но тихие, что мальчишка сам почти не ощутил, как начал проговаривать их вслух, не чувствуя на губах невесомых слов.