— Ой, оболтус! Сам ты тупы! — мать вскочила с места, кинувшись заботливо поправлять ему капюшон пайты. Хотя и выглядело это как сюсюканье, Витька не сопротивлялся.
— Ведь мама дело говорит, — добавил со знанием дела Александр Игоревич. — Поезжал бы учиться за границу. Там такие перспективы.
— Да кто ж против? — улыбаясь, Витя технично выбрался из маминых чрезмерно радетельных рук. — А с чего это вы вдруг сейчас так резко решили зафутболить меня в Штаты?
— Ой, Витюша! — Вера Олеговна чуть не сгорала от радости и ликования. — Ты не представляешь, кто к нам приехал! Тётя Катя из Америки со своим мужем и малышом! Ты наконец увидишь своего двоюродного братика. Этот Стив такой лапушка! А заодно поговоришь с тётей насчёт визы.
— Поговорю, но сначала… — загадочно начал парень, заставив семейство замереть. — Сначала… Сначала, мама, я хочу просто нормально поесть!!!
Дом
Дом. Дома всё родное и привычное. Дома даже пахнет домом. Дома ничего не стесняешься, ни у кого не спрашиваешь разрешения, можно ли включить телевизор. А если хочешь кушать — идёшь спокойненько к холодильнику и делаешь себе царские бутерброды. Дома ты сам себе хозяин: можно спать до полудня и смотреть фильмы до глубокой ночи. Дома уютно и красиво.
Первые дни в больнице обстановка Витьке казалась мерзкой, страшной, белёсо-противной. А через неделю — стала уже привычной. Поэтому дом, родная комната теперь виделась настоящими хоромами. Пушистый синий ковёр, деревянная красивая мебель, любимые плакаты и постеры на стенах, чистые отполированные полки, на которых мама аккуратно и забавно выстроила десятки керамических игрушек. Тёплая семейная фотография на столе, школьный рюкзак, тетрадки… Витька и подумать не мог, что можно так скучать по всему этому. Родные люди кругом! Спокойно. Нет вездесущего и всевидящего ока Тим-Тима, нет его настырных замечаний. Нет лекарств, нет направлений, нет вонючей столовской еды. Только своё, только дорогое.
Вернувшись, Витька стал главным героем! Отец, а особенно мама, чувствуя вину, окружили его заботой: разрешали смотреть телевизор сколько угодно, играть в компьютер, сидеть в Интернете, ничего не заставляли делать по дому. Муж Кати, забавный американец Рони, то и дело на ломаном русском пытался развлекать своими шутками. Но это ему плохо удавалось — их юмора Витёк не понимал. А Катя без конца и края причитала: «Витя, не заставляй Рони говорить с тобой по-русски. Учи английский! У нас в Сан-Франциско без этого никуда!» Катя… Она походила на маму. Этих сестричек в детстве принимали за двойняшек. Но с возрастом, странное дело, отличий меж ними прибавилось. Мама более серьёзная, рассудительная, хоть и эмоциональная. А Катька как человек-попрыгунчик: болтает без умолку, всё время что-то рассказывает, улыбается, смеётся, бегает, везде старается успеть.
Удивительно, как она сошлась с таким, как Рони. Он и речью своей, и поведением, и внешностью напоминает безмятежное мягкое создание с полным отсутствием энергии. Благо, что сынишка Стиви пошёл в маму. В сопляке явно просматривалось Катино озорство.
Хотя Витька терпеть не мог возиться с детьми, в больнице Лизка и Бекир его таки кое-чему научили. Маленькому Стивену, во всяком случае, старший брат понравился. Может, потому, что он был весёлым и подвижным в отличие от Рони и умел развеселить с реальным размахом.
Рони бесконечно гордился своим городом. Катерина подхватила эту дурацкую привычку — без конца повторять «у нас в Сан-Франциско, у нас в Сан-Франциско…» — именно у него. Благоверный же мало чему русскому научился у жены, разве что пить горькую. Это дело, как рассказывает Катя, он просёк и полюбил сразу, в чём Витька и убедился в первый же вечер, когда семья за шикарным столом отмечала Витькино прибытие в родные пенаты. Пили все, кроме виновника торжества и малыша Стива. Им нельзя. Парень угрюмо наблюдал за постепенно веселеющей компанией, хлебая морковный сок. Братик восседал рядом, беспардонно хватая со стола всё, что попадётся под руку, и пихая это в рот. Катя с трудом успевала вынимать из шаловливых ручонок то штопор, то десертную вилку, то перечницу…
Малыш на такие антидемократичные действия реагировал бурными воплями и невозможным нытьём. Катино терпение лопнуло, когда Стив в порыве негодования скинул со стола пластмассовый стакан, к счастью пустой.
— Всё, спать, — скомандовала она властно и схватила уже надувшегося и готового закатить дикий скандал сынишку за руку.
— Н-о-о-о-о-у! — как и ожидалось, заревел тот. Рони и Александр Игоревич кинулись к нему с возгласами: «Ты же будущий мужчина! Мужчины не плачут!» Но эти доводы со свистом пролетели мимо детских ушей. — Н-о-о-о-о-у! — продолжал истерически завывать он, будто его отправляли не спать, а на войну.