Инга легонько чмокнула его в губы и надела украшение.
— Это всего лишь сказка.
— Сказки — осколки мифов, а мифы — отражение правды.
— Тогда я наколдую на завтра снег.
Виктор улыбнулся и стал распаковывать свой подарок.
Завёрнутый в бумагу, в коробке лежал металлический самолётик размером всего-то с ладошку. Парень осторожно взял его в руку: чувствовалась каждая деталь, каждый изгиб. На секунду ему даже показалось, что он Гулливер и случайно забрёл этой новогодней ночью в аэропорт лилипутов. Это была точная, настоящая модель.
— «Миг»? — спросил мальчишка, всё ещё не отрывая глаз от самолёта. — Где же ты его достала?
— Старые знакомые помогли, — Инга смущённо заулыбалась, обрадовавшись, что угадала с подарком.
Витька бережно поставил самолёт на подоконник, и его силуэт напомнил одинокий истребитель на заснеженной взлётной полосе. А парень вернулся, сев ближе к Инге.
Свет её синих глаз только сильнее подчёркивался голубоватыми камнями на диадеме. Виктор взял девочку за руку.
— Что-то грустная ты. Давай я сейчас сгоняю за соком. Время нам не указ. Продолжим праздновать!
Парень вскочил с кровати и ринулся в коридор. Тёмный, он дремал так же спокойно, как и всегда, когда они гуляли по ночам. Только из кабинета главврача, почти колыхая стены, гулом доносился богатырский Тимофеев храп. Витька зажал рот рукой, чтобы не разразиться смехом. Ведь в кои-то веки главный надзиратель и страж порядка спал без задних ног.
Мальчишка, с лёгким скрипом отворив двери в игровую, прокрался внутрь и, торжествуя взяв стаканы, стал наливать в них яблочный сок. Тим-Тим всё так же громко выдавал ночные рулады в своём кабинете. А на пушистой ёлке магически переливались серебристые дождики.
Витя, ухватив кое-как в одну руку стаканы, запер за собой двери и вернулся в тёмный коридор. Сердце стучало быстро, хотелось петь, ликовать, стоять на ушах и радоваться жизни. Он тихо прокрался в палату, всё ещё потешаясь над Тимофеевым храпом, сотрясавшим стены.
— Слышишь, какие арии выводит? — саркастически хихикая, спросил мальчишка, заходя в палату. Но Инга ничего не ответила, и Виктор, поставив сок на тумбочку, весь внутренне сжался и, растроганный, хлюпнул носом. Девочка спала, держа в хрупких слабеньких пальцах диадемку.
Конечно, ведь она весь день держалась, не давая усталости взять над собой верх. И только к поздней ночи сон всё же хитро изловчился околдовать её сознание…
Парень осторожно, чуть дыша, стянул с неё изящные туфельки и укрыл девочку простынёй. А сам, крадучись, обошёл кровать с другой стороны и прилёг рядом. На серебристый месяц накатили слабые белые облачка, и в палате стало совсем темно. Парень поглаживал волшебные Ингины волосы, бережно и мягко касался её пальцев, ладошки… и думал: почему она? В мире столько классных девчонок. Ярких, как звезды, броских, фигуристых, раскованных и весёлых. Да всяких, на любой вкус. А по-настоящему любить можно далеко не каждую. Что-то такое родное и задушевное было в Инге.
Просто… Она настоящая, она искренняя. Как часто сейчас мы путаем искренность с жеманной театральной игрой. Натянутые улыбки и широко распахнутые глазки принимаем за чистую монету. А ведь как порой не хватает чего-то настоящего. Мы совсем забыли, что всё подлинное, честное, открытое не всегда красиво и привлекательно, не всегда нравится сразу.
Как Виктора в первые дни сердила её немногословность, отстранённость, непривычные какие-то слова и взгляды на жизнь. Но ведь именно в этом, как позже он понял, и было то главное — умение оставаться честной, прежде всего с собой, и не подстраиваться под общую массу. Умение улыбаться только тогда, когда действительно хочется, умение говорить лишь в те секунды, когда на самом деле есть что сказать. Умение не рассыпаться красивыми шаблонными фразами, а на самом деле помогать нужными советами. Умение быть доброй в душе, внутри, а не напоказ, притворно улыбаясь. Умение быть настоящей и простой, прямой и бесхитростной, различать холодность и сдержанность, истинное чувство и игру на публику, жить без лишнего пафоса. Просто быть настоящим человеком…
Витя слегка обнял девушку: какая она маленькая, нежная, слабенькая. Но в то же время смелая донельзя, стойкая. Ведь с самого первого дня она во всём была права, хоть Витька и не верил, хоть не верили все вокруг. А она просто не отказалась от себя — и вот его судьба уже развёрнута на сто восемьдесят градусов. И вот он уже снова научился не зависеть от чужого мнения, думать своей головой: мыслить, рассуждать, смотреть не поверхностно, а в корень.