Снова вышел дирижер. На мгновенье наступила неправдоподобная, звенящая тишина. А потом грянул аккорд — мощный, стройный, ошеломляющий.
Карина невольно вздрогнула, пальцы ее впились в спинку кресла четвертого ряда. Со сцены на нее неслись властные, подавляющие звуки. В них не было ни грамма сентиментальности, а только боль и яростная сила, сметающая все на своем пути, сила, которой нельзя было не подчиниться.
Она слушала и не узнавала знакомую с юности музыку. Это была трагедия, но трагедия стойкого, необыкновенно смелого человека, знающего, что он обречен, и бросающего вызов небесам.
Одна за другой пролетели все четыре части.
Карина опомнилась, лишь когда отзвучал последний аккорд финала.
Похолодевшими руками она продолжала сжимать деревянную спинку кресла. Словно сквозь пелену, ей были видны на сцене белое как мел лицо Олега и застывший над ним в воздухе смычок.
— Браво! — Зал взорвался аплодисментами, перешедшими в овацию.
Дирижер кланялся, пожимая Олегу руку, затем кланялся весь оркестр, и так повторялось несколько раз, пока публика не оправилась от восторга.
10
Возбужденные, с разгоревшимися лицами, Карина и Леля вышли на улицу. Им так хотелось глотнуть свежего воздуха, что они решили дожидаться Олега во дворе консерватории, у дверей служебного входа.
На улице уже стемнело, дул прохладный ветерок, народ толпой валил из центрального входа, оживленно обсуждая прошедший концерт.
Девушки молчали, погруженные каждая в свои мысли.
Карина не могла оправиться от потрясения, вызванного исполнением Чайковского. Подобное она слышала раз в жизни, когда вместе с компанией студентов-однокашников прорвалась на концерт Мравинского.
Дверь служебного входа распахнулась, и перед Лелей и Кариной появился Вадим, а за ним и Олег. Они уже переоделись: на Вадиме было черное длинное пальто, а на Олеге джинсы и темно-зеленая куртка.
— Так быстро! — обрадовалась Леля. — Еще никто не вышел.
— А мы передовики, — засмеялся Вадим. — Ну как второе отделение, понравилось?
— Очень, — горячо и сразу ответила Карина.
Олег насмешливо прищурился и закурил. Карину это задело, и она сказала сухо:
— Я редко говорю комплименты. Но если уж говорю — то всегда искренне. Но, что я сейчас слушала, по меньшей мере было гениально. Тот самый случай, когда работает не безупречный профессионализм, а обнаженный нерп.
— Это наш гениальный Олежка. — Вадим похлопал друга но плечу. — Это его обнаженный нерв. Знаете, сколько крови он у нас выпил во время репетиций?
— Значит, ваша кровь пошла ему на пользу, — усмехнулась Карина.
— Конечно, конечно. — Вадим согласно кивнул. Леля молчала, по обыкновению обнимая Олега и прижимаясь к нему.
— Народ! А что ж, мы не отметим такой концерт? — огорчился Вадим, видя, что сплотить и развеселить компанию не удается.
— А что ты предлагаешь? — оживилась Леля.
— Я — в ресторан. Тут недалеко открылся чудесный ресторанчик — народу немного, кормят великолепно, можно танцевать.
— Ой, я хочу танцевать! — обрадовалась Леля. — Пойдемте! Кариночка, пойдешь с нами? Ведь правда, такое надо отпраздновать!
— Я-то пойду, — согласилась Карина и подумала: «Живу с чужим мужем, отцом троих детей, гуляю с молодежью — вот до чего докатилась». — Я-то пойду, — повторила она, искоса погладывая на мрачного Олега, сосредоточенно дымившего сигаретой. — А вот твой супруг? Может, он устал и не хочет?
Олег удивленно вскинул голову.
«Так тебе! — удовлетворенно отметила Карина. — Не будешь насмешничать и стоять как истукан, когда тебя обнимает любящая женщина!»
— Нет, почему, — пробормотал Олег, — я вовсе не устал и согласен. Зачем идти против большинства?
— Ну и чудесно, — прощебетала ничего не заметившая Леля. — Тогда пошли быстрее, а то, кажется, уже накрапывает дождь. А мы без зонтиков.
Ресторанчик, куда привел их Вадим, находился в подвале и напоминал больше бар или кафе-погребок. В нем было накурено и шумно, но еда оказалась действительно вкусной, и весь вечер играла хорошая негромкая музыка.
Все портил Вадим, который сразу же изрядно набрался и начал одолевать Карину дешевыми хохмами и сальными любезностями. Она терпела, терпела и, наконец не выдержав, всерьез пообещала уйти, если он не прекратит.
— Понял, понял, — Вадим закивал головой, быстро и часто, как китайский болванчик. — Что ж, меня здесь не хотят — ну и не надо. Лелька, пойдем танцевать.