После выступления, когда я тайком дышал дымом и чужими разговорами у черного входа, я снова их увидел. Ксения мечтательно, очень нежно (угадал насчет этих изменений!) говорила, что всегда хотела жить в городе, выбраться наконец в большой мир, перестать прятаться, и Следователь торопливо, горячо отвечал, что, если она хочет, ей не нужно даже возвращаться, он все устроит, всем поможет, сделает все. Красивая все-таки пара. Интересно, как долго продержится.
По дороге в институцию мы с агентом обсуждали план выступлений до конца года, новый альбом – материала пока было немного, но в целом я был не против начать работать и, может, даже что-то записывать. Агент была рада. Мы обсудили бизнес, семью агента, мою – может, глупо, но я считал людей в институции семьей, такой вот я человек. Дорога пролетела быстро.
В институции я отправился в кабинет [главврача]. Посидел в кресле несколько минут, пока она заканчивала строчить в дневнике.
– Чем могу помочь?
Я сказал, кажется, Ксения сбежала.
Она ответила, кажется, так. Ловко сверкнула линзами очков, но я все равно разглядел, что за ними поблескивают слезы. Должно быть, аллергия. Или простуда.
6. дорогой дневник
***
Я всегда не представляла даже, была уверена, что как бы оно ни шло, все это непременно закончится тем, что мы с Ксенией поселимся в небольшом живописном домике на юге прелестной крошечной страны. Таком, чтобы в саду апельсины, а у соседей дети или собаки, и чтобы бродячая кошка, которая прибьется к нам и будет забавлять Ксению и притворно сердить меня. Я всегда верила, что, как бы оно ни шло, в конце мы будем очень счастливы вместе – в любом виде, неважно, какие отношения будут нас связывать, мы найдем те, которые будут подходить и работать. Воображала чаепития в саду на закате, и длинные платья с цветами, на одной стороне улицы будет жить кто-то вроде Шерлока Холмса на пенсии и угощать нас медом, а на другой – кто-то вроде Пуаро на пенсии, который будет угощать нас тыквами – или он пытался вырастить квадратные арбузы? И то, и другое будет хорошо. Я хочу – хотела – чтобы волны солено летели в лицо, чтобы вокруг нас были милые, обаятельные люди, чтобы не было той вертикали власти, которая есть сейчас, чтобы я была счастлива, чтобы она была счастлива, чтобы
мы
были
счастливы
вместе.
Таймер сработал, пора возвращаться к делам.
***
следователь крутится в больнице целыми днями, и я бы предпочла накачать его ____ и швырнуть в карцер или хотя бы закатить сцену и расцарапать ему лицо – не уверена, что это принесет удовлетворение, никогда не пробовала решать конфликты так. Не уверена, что у нас есть конфликт. Больше прочего я бы предпочла, чтобы он скорее раскрыл дела – или дело, если мы считаем, что троих убил/и одни люди, и убрался уже отсюда. Я почти уверена, если Ксения перестанет получать новости из больницы – а она их получает, я знаю это по тому, как изменяется лицо следователя, когда он замечает или слышит что-то – если она перестанет получать новости, она соскучится и вернется. Я надеюсь, что она вернется. Я бы соврала, что хочу, чтобы она мучилась от неизвестности, как я, как мы здесь мучаемся – но не стану, дневник нужен не для этого.
Это занятно. Нужен он был для того, чтобы почаще фиксировать эмоциональное состояние, чтобы проще было отслеживать, не происходит ли со мной чего-нибудь нежелательного, но эти отслеживания в далеком прошлом. Теперь дневник нужен, чтобы Наполеон время от времени копировал записи для своей папки, которая так и называется “шантаж главврача”, и чтобы я могла поплакаться.