Эраст Георгиевич выслушал Риту — точнее, не выслушал, не дослушал ее до конца, с него, казалось, достаточно и того, что он услышал — и он не стал ни возражать ей, ни... Наоборот, наоборот!..
Он улыбнулся. Он посмотрел на Риту чистым, светлым, прозрачным взглядом — на нее, на ее брови... И Рита опустила глаза. У нее мгновенно вылетели из головы слова, которые она была намерена еще произнести. Она опустила глаза, и поэтому не видела, как яростно вспыхнуло его лицо — короткой, слепящей вспышкой. Но жар от нее Рита ощутила всем телом...
Итак, Эраст Георгиевич улыбнулся и даже потер руки. Он сказал, что это прекрасно — то, что пришла она именно к нему, не говоря уже о побуждениях, которые сами по себе... так возвышенны!..— Он дважды повторил это слово.— И завтра же, без промедления,— сказал он,— завтра же утром, до уроков, он распорядится выстроить всю школу, с первого по десятый класс, и Рита — да, Рита Гончарова выйдет на середину и расскажет все, что она сейчас ему рассказала — всей школе!..
Рита не ожидала... Такой готовности... Такой внезапности... Она представила себе, как стоит перед школой — и рассказывает... О чем же? О подслушанном разговоре?..
— Но...
— Да, да, так мы и поступим!— говорил Эраст Георгиевич, не давая ей опомниться, прийти в себя.
— Но если...
— Что?
Она не могла ответить, не могла произнести ни слова. Она не могла бы даже толком объяснить, чем вызван был ее испуг. Она сидела, не в силах шевельнуться, придавленная, прижатая к стулу, приросшая к его сиденью, к спинке — беспомощная под ясным, светлым взглядом Эраста Георгиевича,— взглядом, который временами, как солнечный луч на изломе линзы, вдруг начинал слоиться многоцветным спектром...
— Да, конечно,— говорил Эраст Георгиевич,— конечно, тут есть известный риск, что вам не поверят, потребуют доказательств, и очень веских... И если вы не сумеете убедить всех в своей правоте — тогда позор ляжет не на Ларионову, а на вас! Так что риск, не стану скрывать, огромный. Но вы готовы?.. Ради истины, ради школы, которую вы так любите — вы ведь готовы и на такой риск?..
Раньше Рита полагала, что для полного торжеств истины довольно ее провозгласить,— оказалось, что за нее надо бороться, надо рисковать... Она смешалась, отступила. Она пожалела, что вошла в этот кабинет и затеяла этот разговор. И напоследок Эраст Георгиевич, снисходя к ее состоянию и отлично его понимая, перевел разговор на другую тему, как бы совершенно забыв, с чем она к нему явилась...
Он принялся расспрашивать Риту обо всяких пустяках, а кстати, наперед посмеиваясь и забавляясь — о Жене Горожанкине, в связи с недавним КВН, о котором до него дошли кое-какие слухи.
И что же?.. Рита вполне серьезно отвечала, что Женя Горожанкин — человек замечательный, что он действительно умеет читать чужие мысли, и это может подтвердить сам Андрей Владимирович.
— Однако,— сказала она,— Горожанкин слишком доверчив, слишком неразборчив и очень поддается дурным влияниям. Эраст Георгиевич может вспомнить, как был сорван в девятом «Б» урок литературы и кто тогда защищал Женю Горожанкина...
— Да, — сказал Эраст Георгиевич,— я что-то такое, припоминаю...— Но если эти детали его мало интересовали, его заинтересовало то, что Рита Гончарова говорила о странных способностях Жени Горожанкина не предположительно хотя бы, а как о факте, абсолютно достоверном, непоколебимом, прочном факте...
А дальше Эраст Георгиевич с нарастающим раздражением услышал совершенно уж нелепый, дикий какой-то бред, будто бы Горожанкин умеет не только читать чужие мысли, но и управлять чужой волей... А что до чтения мыслей, то он хочет обучить этому искусству всех ребят...
Эраст Георгиевич почувствовал значительное облегчение, когда за Ритой закрылась дверь.
«Телепатия!..— подумал он.— Черт знает, что такое!.. Мистика!.. Хиромантия!.. Черная магия!.. И где?.. У меня в школе!..» Он походил немного по кабинету, чтобы успокоиться, и так как Эраст Георгиевич абсолютно не верил в черную магию, а верил в передовую науку, это. удалось ему довольно быстро. Вскоре он сам уже посмеивался над той несуразицей, которую только что услышал от Риты, и чтобы совсем отвлечься, вернулся к началу их разговора, то есть к Тане Ларионовой.
Тут он сравнил невольно Риту и Таню Ларионову и ощутил неожиданную симпатию к девушке, которая так бесстрашно призналась ему во всем... Он подумал, что защитил и, пожалуй, спас ее сегодня, и эта мысль доставила ему неожиданное удовольствие...