Вел его храбрый Доор, а помогал ему мой брат Эльтер. Поэтому я и оказался почти во главе отряда: в качестве младшего воина я должен был сопровождать брата, а тот по старшинству бежал сразу после командира. Эльтер, конечно, предпочел бы видеть меня где-нибудь в арьергарде, но поделать ничего не мог — порядок в походе строго определяется уставом, и нарушать его права никто не имеет.
Наконец показался овраг — граница наших исконных владений, дальше начиналась нейтральная территория. У самой опушки леса стояли уже первые людские посты, а за ними, через поле, располагалась деревня, одна из немногих уцелевших во время недавней войны.
Ее жители всегда соблюдали правила — не заходили в лес слишком далеко, не охотились и, главное, не рубили деревья. Мы в свою очередь не нападали на них — просто делали вид, что не замечаем. Собирать хворост в предлесье и грибы на опушке людям дозволялось — это не считалось вторжением на нашу территорию. Но вот если бы они вздумали валить священные деревья или перебрались через овраг…
Нейтралитет между нами и людьми сохранялся почти десять лет, но теперь все изменилось, причем в худшую сторону. Три дня назад дозорные донесли, что в деревне появились гвардейцы князя Редрика, поэтому и было решено отправить на разведку небольшую группу во главе со Слааром. Задача поначалу казалась простой — тихо проникнуть в деревню и выяснить, что к чему. Поэтому, кстати, меня и включили в группу — решили, что особого риска не будет, а мне надо расти, учиться. К тому же я неплохо знал те места — бывал раньше в качестве дозорного.
Наша группа была маленькой — всего пять бойцов, включая самого Слаара. Нападения мы, честно говоря, не ждали — с людьми был мир, закрепленный Договором. Поэтому и шли, почти не таясь. Жители деревни привыкли к нашему появлению и не выказывали враждебности — даже собак не держали, чтобы нас не провоцировать…
…Напали на нашу группу сразу с трех сторон — по всем правилам классической засады. Солдат было не меньше трех десятков, плюс несколько здоровых, злобных псов. Слаар сразу сообразил, что дело плохо и, скорее всего, мы уже не вырвемся, а потому прикрыл меня своим телом и крикнул: „Беги, Альмир, передай Совету, что люди нарушили Договор!“ А потом выхватил меч (для стрельбы из лука времени уже не осталось) и бросился в бой. За ним кинулись и все остальные эльфы — Леер, Реин и Ноор. И закипела битва! Я никогда не видел, чтобы бойцы, прижавшись спина к спине, так искусно отражали натиск значительно превосходящего в силе и численности противника. Думаю, в той схватке полегло не менее десятка гвардейцев, и еще столько же было ранено.
Троих солдат я подстрелил лично — Слаар успел подтолкнуть меня к дереву, и я взобрался на верхние ветки. И уже оттуда стал посылать стрела за стрелой в подлых людишек. Но что мог сделать мой малый лук против настоящих боевых доспехов гвардейцев? С первых же минут боя стало ясно, что мы имеем дело не с какими-нибудь деревенскими олухами, решившими наказать „наглых эльфов“, и даже не с дружинниками озерных баронов, а с прекрасно вооруженными бойцами самого князя Редрика.
О принадлежности к гвардии указывали и эмблемы на щитах, и знаки различия на доспехах. К тому же железные латы солдат были надежно защищены от эльфийского колдовства — а это могли сделать лишь колдуны, состоявшие на службе у самого Редрика. Да и мечи у них были из хорошей стали — не ломались при ударе о наши узкие клинки, хотя те были закалены в огне священного Храма. Такое людское оружие стоит очень дорого — его выковывают лишь гномы и берут за свою работу недешево, причем исключительно золотом.
Уж я-то точно знаю — мне пришлось долго упрашивать отца, чтобы купил мне боевой кинжал, сделанный в подземных кузнях. Отец все отказывался — не было денег, но на мой прошлогодний день рождения неожиданно расщедрился и преподнес желанный подарок. Просыпаюсь я утром, а у изголовья кровати лежит настоящий гномий кинжал, причем с меткой на лезвии — кто и когда его ковал. Это особый знак — гарантия того, что лезвие не сломается при встрече с гвардейским мечом и может проткнуть любые латы. К тому же по просьбе отца наш священник этот кинжал еще немного заколдовал — для пущей надежности. В общем, это было настоящее боевое оружие.
Теперь я с кинжалом никогда не расстаюсь, ношу с собой даже дома. Братья надо мной иногда подшучивают: „Кого ты боишься, Альмир? Может, опасаешься, что твоя подружка Нолли внезапно на тебя нападет и пронзит сердце? Не бойся, для этого у нее есть отличный лук, а стреляет она гораздо лучше любого молодого воина!“ Я не обращал на эти глупости никакого внимания, пусть говорят! Зато кинжал придавал мне уверенности и служил напоминанием об отце…