И за что ему такая кара, прости господи? Тело-то реципиента еще пусть, не повезло ему родиться великим князем Романовым в эпоху СССР, так пускай мучается. Но сознание-то попаданца, его душа зачем должно страдать?
Эх, начальники!
Глава 4
Но пока был чай. Неплохая, наверное, по тем временам закуска — вареная колбаса приличного качества, в нем не было ни косточек, ни сухожилия, приличный дагестанский сыр изысканного вкуса, такого не продают в магазинах ни в ХХ веке, ни в XXI. Шоколад, животное (сливочное) масло и, безусловно, лимон, без которого редким было чаепитие у сталинской номенклатуры. Ну и несколько кусков московского батона. Кремлевской диеты еще ведь не существовало!
Богатый, в общем, стол даже по меркам XXI века, хоть и не столь разнообразный. Конечно, ему бы после тюремной чашки в сутки жирного бы борща или, хотя бы похлебки… Да уж что нашлось.
Сергей, пользуясь разрешением хозяина, пил по-своему. В ароматный чай, налитый в кружку, он положил небольшой лимон — для запаха хватит. А вот от сахара он отказался категорически. Одно дело, когда ты потребляешь калории, а совсем другое наслаждаешься чайным напитком.
Первое было тоже необходимым, тюремная пища оказывалась весьма скудной, она не подпитывала жизнь, она лишь поддерживала узников на короткий срок арестантского существования от прибытия до расстрельной стенки. Но сегодня он решил махнуть рукой и попить чай, как он любил дома — с лимоном, но без сахара (и безсгущенного молока, без варенья и прочих сладостей). Без батона и остальных суррогатов. Даже Костю осмелился остановить, когда он по привычке попытался насыпать сахара. Просто чай с лимоном, это ведь так просто и так чудесно!
В отличие от него Николай Иванович пил чай по рабоче-кестьянски — с толстым бутербродом, который он сам сделал, намазав на ломоть батона масло и положив наверх пластину колбасы. И запивал он это монументальное сооружение щедрыми глотками чая — с сахаром, но без лимона.
Сергей, потащившись от чая с лимоном без ничего, пришел к следующему этапу. Он отломил кусочек дагестанского сыра — домашнего или сделанного на небольшом производстве — очень вкусно! Положил его под язык и даже глаза закрыл от удовольствия. Ой, как хорошо и приятно!
Нарком Ежов, с любопытством смотрящий на процедуру чаепития (иначе и не скажешь точки зрения хозяина), не выдержал, спросил тоже по-простому, сразу на ты:
— Это у тебя так в императорской семье пили чай?
И сразу исчез весь вкус и послевкусие. На вопрос надо отвечать, особенно, когда ты арестант, а спрашивает тебя целый нарком НКВД. Тоже своего рода допрос, но более приятный, чем с мордобитием и матерщиной.
Он убрал сыр из под языка, проглотил его, и только после этого ответил:
— Я, знаете, родился с Октябрьской революцией и императорской семьи совсем не видел, отца Николая Константиновича тоже знал только по разговорам родных. Но моя мама, пока еще была жива, часто рассказывала о быте и привычка родителей мужа и деда. Может и от этого пристрастился к лимону. Хотя по нынешним временам пью редко. А так, если вы позволите, я ведь обычный советский гражданин с просто жизнью в советском государстве.
Сергей, забывшись, многозначительно посмотрел на высокого советского чиновника. Оказывается, ни черта, и такой допрос бывает тяжелым и головоломным. Он ведь ничего не знает о жизни своего реципиента, только иногда тело проталкивает даже не знания, просты чувства о прошлом существовании. Вот и говори, как знаешь. И отвечать на вопросы надо и врать в открытую нельзя. Спалишься, тут ответка четкая — свинцовая пуля в сердце или в затылок.
Николай Иванович не обратил внимания на экстравагантные манеры собеседника. Также, как и его попытки примазаться к советской действительности. Не сказал ДА, но и не сказал НЕТ. Вместо этого спросил:
— А родительница твоя отчего умерла, Сергей Александрович?
Оп, типичный вопрос сталинского следователя. Затем можно перейти и к антисоветской деятельности допрашиваемого. Доказательства будут железными — мать умерла при Советской власти, значит, разгневанный сын мстит за нее, ведь он наверняка считает эту власть виновной в ее гибели.
— От старости, гражданин нарком, — показательно вздохнул Сергей, — ей уже под семьдесят было, — и толи подколол, то ли поблагодарил существующее государство: — только при народной власти можно столько прожить. Ну вот все равно умерла. Один я теперь.