Выбрать главу

Кстати, меня уже в целом раз шесть едва не съели. Зато как я научилась бегать! Обнаглев, в депресняке жутком, устроила недельный отдых и выиграла на Хоккайдо пару марафонов и одно состязание для любителей роликов и экстремальных гонок с препятствиями. А потом ролики вконец износились и пришлось купить новые. Уже седьмую пару по счёту. Но это, в общем-то, не так важно.

О, попадись мне этот хакер! Шкуру спущу! Живьём! И плевать, что я брезгливая!

Что обидно, я боялась, что и запах стала забывать. Тот едва уловимый запах от обворованного... эхм, как там у людей? А, взломанного главного компьютера академии. Нигде мне этот запах не попадался! А если... выдумала я его? Если в действительности его и не было, этого запаха? И что, я три года моей жизни убила вот так, ни на что?

Обойдя и исколесив на девятых парах роликов все поселения Хоккайдо и даже заглянув на те острова, из-за которых люди Нихон и северной страны спорили, я решилась вернуться на Хонсю и внимательно обнюхать население крупных городов. Может, я в прошлый обход страны не различила запах в какой-то толпе?

В общем, очередное путешествие на корабле – морская болезнь на сей раз заробела и не явилась, видимо, я уже окрепла от ходьбы и езды – и я опять ступила на главный остров Нихон. Прикупила карт, подробных карт самых крупных городов, вооружилась пачкой зелёных фломастеров – от красных и синих меня уже тошнило, почище, чем от морской болезни, а фиолетовых в том мелком магазине не оказалось. И пошла покрывать улицы, дома и земли городов Нихон треугольниками. Кстати, красиво звучит: я покрывала землю родной страны треугольниками!

 

Дни потянулись тяжёлой длинной цепью... С каждым новым закатом она мрачно звенела над моей душой, а с каждым рассветом всё туже обёртывалась на моей шее...

 

Это был седьмой день седьмого месяца. Праздник Пастуха и Ткачихи, Танабата. В одном из крайних районов Токио. Развевались ленточки белой бумаги со стихами и пожеланиями людей, прикреплённые к веткам. Всюду глаза мозолили парочки, а девчонки и девицы ходили мечтательные-мечтательные. Ещё бы, праздник Танабата!

 

Когда-то небесный Пастух полюбил дочку небесного императора, ткавшую ясное небо над миром людей, а та полюбила его. Влюблённые поженились и позабросили дела. Бродили, вытаптывая прекрасные небесные сады, коровы Пастуха. Затянулось тьмой небо в мире людей, поскольку некому стало прясть голубизну неба, свет рассвета и пламя заката, некому стало вышивать лучи и свет солнца – и пугались, и роптали люди, погрязшие во тьме.

Разозлилась, узнав, богиня солнца Аматэрасу – и разлучила влюблённых, пустив между ними великую небесную реку, широкую и глубокую. В мире людей её назвали Млечным путём и видели как тропу из звёзд.

Загрустили разлучённые влюблённые. И увидела как-то раз слёзы Ткачихи сорока. И была та сорока очень добросердечной. Позвала подруг-сорок – и выстроили они своими телами и распахнутыми крыльями мост. По мосту перешла Ткачиха к своему любимому, и смеялась, и плакала от счастья, и обнимала его, и целовала...

И что-то ёкнуло у Аматэрасу в груди, когда она увидела их слёзы счастья от столь желанной встречи – и жаль ей стало несчастных влюблённых. И повелела она сорокам раз в году, в седьмой день седьмого месяца снова строить мост из их тел и крыльев, позволяя влюбленным встретиться всего на одну ночь.

Только не каждую ночь эту небо бывает ясным: иногда дождь и ветер сбивают сорок и не дают им построить новый мост. И грустно ждут нового года двое влюблённых, лелея надежду о новой встрече. Уже не одну сотню лет ждут. А люди любуются Млечным путём и не всем даже из них известно, какой глубокий и горький след оставила звёздная дорога в двух любящих сердцах. Но и не понять им всей теплоты надежды, согревающей Пастуха и Ткачиху. Не понять им, что ясное небо вышивает Ткачиха, когда с улыбкой вспоминает о любимом, а дождь идёт, когда она плачет в разлуке...

 

Я смотрела на парочки влюблённых в день праздника и завидовала им: моё сердце ещё не знало сладости взаимной любви.

Вдруг меня привлёк шум. Шумели за много улиц. Кричали, ругались. Несколько человек ругались. Но вскрикивал только один. Упала, звякнула об асфальт тонкая полоска металла... и разбилось маленькое стекло...

Когда я доехала, избиваемый мальчишка уже лежал, скрючившись, на асфальте. И его били ногами. Судя по школьной форме, они все из одной школы. Мне-то дела никакого не было. Да случайно поймала отчаянный взгляд мальчишки. Тогда я отъехала чуток, разогналась... И тихо помчалась на хулиганов-школьников, без воплей. Хотя они всё равно приметили: нашёлся зоркий, испуганно осматривавшийся, чтобы полицию или взрослых не пропустить. Он завопил, все заметили меня, завопили, шарахнулись. И потому первый удар вышел терпимым, только с ног сшиб самого громкого.