Там, на углу, дни напролёт торчал черноволосый шарманщик средних лет. В последней войне он потерял ногу и теперь выставлял напоказ плохо выструганный деревянный протез. Всякий раз, завидев служанку, он развязно ухмылялся в усы и заводил мелодию "Прекрасная Катарина".
В начале мая шарманщик исчез, а его место занял немой старик с большим говорящим попугаем, мятой шляпой у ног и старомодным напольным зеркалом в раме тёмного дерева. К зеркалу был прилеплен лист картона с надписью: "Заплати три сантима — и увидишь своё истинное лицо". Три сантима деньги совсем маленькие, чистый пшик, и время от времени прохожие кидали в шляпу монетки, глядясь в облупившееся стекло. Кто-то подолгу стоял на месте с улыбкой на губах, кто-то спешил прочь чертыхаясь. Многие бросали взгляд мимоходом, но зеркало не показывало им ничего, кроме обычного отражения.
Служанка обходила глупый аттракцион стороной, держась противоположной стороны улицы и низко склонив голову, чтобы лишний раз не спотыкаться глазами о своё уродство.
Однажды утром на углу доходного дома какой-то грубиян сильно толкнул ее в бок. Она машинально обернулась — и встретила растерянный взгляд прекрасной молодой женщины, застывшей в мутной глубине зеркала, как муха в янтаре. Одеждой, причёской, всем обликом отражение было вылитая служанка, только лицо светилось ангельской красотой.
Мимо зеркала сновали прохожие, мешая рассмотреть подробности, и девушка, как заворожённая, двинулась сквозь людской поток навстречу чудесному видению. Попугай сказал: "За всё надо платить". Но служанка была так взволнована, что не услышала.
В тот день молодой поэт вышел из дому позже обычного. Переходя площадь, он заметил стройную особу в белом и голубом, которая остановилась полюбоваться собой в зеркале. Надо сказать, что накануне наша героиня как раз сшила себе обнову — ведь в воображаемом Париже даже бедной девушке с безобразным лицом хочется одеваться с шиком. Ветер трепал её каштановые локоны, развевал лёгкий шарф, и поэт ускорил шаги. Вмиг оказался он за спиной незнакомки, с жадностью заглянул в зеркало — и перестал дышать. Перед ним была самая пленительная красавица, какую он встречал в жизни.
А что же служанка? Когда в зеркале появилось лицо молодого поэта, бедняжка оцепенела от страха. Она хорошо видела его глаза: так смотрит мужчина, потрясённый красотой женщины. Ей хотелось остановить время — и хотелось провалиться сквозь землю. Не в силах терпеть неизвестность, дрожа как осинка, она медленно обернулась…
Восхищение не ушло из глаз поэта. Он глядел на неё с улыбкой обожания, будто видел перед собой то же прелестное лицо, что и в зеркале. Сердце служанки пропустило удар и забилось снова — радостно и сильно. Попугай сердито сказал: "За всё надо платить", но двое были так очарованы друг другом, что пропустили его слова мимо ушей.
Они брели по улице, не видя ничего вокруг, и разговаривали без умолку, словно были знакомы всю жизнь. В то утро писатель так и не дождался своих пирожных.
Когда настала ночь, поэт привёл служанку домой. Он любил её и читал ей стихи, сочинённые тут же, и каждая строчка была гениальна.
Влюблённые заснули с рассветом. Служанке снился попугай, который твердил, что за всё надо платить, а поэту снился миг встречи с владычицей его дум. Всё в ней дышало красотой, но когда она повернулась к нему лицом, то было искалеченное лицо служанки писателя.
Поэт закричал от ужаса и проснулся. И вскрикнул снова, потому что женщина подле него оказалась уродливой служанкой во плоти. В панике он выскочил из постели, заперся в ванной и не выходил оттуда, пока не услышал, как хлопнула входная дверь.
Поняв, что случилось, бедная служанка поспешила на улицу Снов и припала к чудесному зеркалу, как жаждущий припадает к источнику. Но чары рассеялись: на девушку глядело её прежнее безобразное лицо. Попугай сказал: "За всё надо платить", и на этот раз она услышала. Торопливо, непослушными руками, отсчитала три сантима. Что толку? Безжалостное стекло отразило всё те же ненавистные шрамы. Тогда несчастная вытряхнула свой кошелек в шляпу у ног старика. Она плакала, умоляла, клялась отдать всё, чем владела. Старик не шевелился, словно был не только нем, но также глух и слеп, а попугай без конца повторял одни и те же слова.