В кулаке, понял он, что-то зажато, и опустив глаза, увидел скрученный в жгут голубой женский платочек. Боже… А что там за тёмное пятно? Одеревеневшими пальцами Дунин расправил тонкую, почти прозрачную ткань – на влажном шёлке расплывались чернильные буквы: "Живи". Надпись блёкла и таяла на глазах – казалось, её выедал туман, – пока не растворилась совсем.
Будто пьяный, брёл Дунин через лес, и когда расступились деревья, открывая взгляду заволоченный дымкой простор и смутно темнеющие силуэты лошадей, из белого морока навстречу ему вынырнули Антоша, растрёпанный, в распахнутой сорочке, и Ермолай с ружьём в руках.
– Батюшки светы, барин!
– Господь с вами, Сергей Аркадьевич, как вы нас перепугали!
– Ходил прогуляться, – сказал Дунин сиплым голосом. В груди змеился болезненный холодок, горло саднило. – Кажется, простыл.
– Да вы весь мокрый!
– Это от росы. Задремал в траве.
Сидя у костра, укутанный в плед, глотая обжигающий травяной отвар, он услышал, как ахнул Антоша:
– Дядя Сергей, у вас на темени седая прядь!
Дунин поднял на него пустые глаза. Сказал:
– Это давно, с юности. Ты просто не замечал.
– Это с юности, – повторил он, комкая в кулаке шёлковый платок.
Ткань стала вдруг склизкой, похожей на кисель.
Дунин отбросил край пледа, высвободил руку и обмерев увидел, как с раскрытой ладони пролилась на траву струйка воды.
__________
С ЛЮБОВЬЮ, КАТЯ
Есть женщины, которые и без омоложения всю жизнь девчонками выглядят. Катя вот: лицо сердечком, глаза круглые, кукольные, и голосок, что у котёнка. Старше меня раза в три, дизайнерских регалий — горло высохнет, пока перечислишь.
Но мне плевать было. Смотрел я на щёчки, на ямочки, на белёсые ресницы, которые она не потрудилась подкрасить, и таял, как снеговик в объятьях жар-птицы.
— В качестве визитной карточки Страсбурга я выбрала дом Каммерцеля, — Катя рукой повела, и передо мной воздвигся шоколадный ларчик в шесть этажей. — Не оригинально, зато эффектно. Честно говоря, я сомневаюсь, что кому-то из наших гостей этот вид успел набить оскомину. До сегодняшнего дня вы хоть раз слышали о доме Каммерцеля, Тай?
Может, и слышал, да забыл. В виртуальных каталогах полно земных достопримечательностей, но кому они на фиг сдались? Виларианские храмы-лабиринты — это да. Или, скажем, подводные города жагдов. А ревенские башни-птицы чего стоят! Парят себе в небе и поют так, что слезу вышибает. Снаружи всё время перестраиваются, но внутри этого ни капельки не чувствуешь.
На Земле не то. Улица Страсбургская больше на декорации к сказкам братьев Гримм смахивает, чем на настоящий город. Посерёдке канал, по бокам белые фахверковые домики, младшие братья этого… как его… Maison Kammerzell, подсказал Клоп, мой киберагент. В створе высится собор, похожий на древний космический корабль, обожжённый звёздными ветрами. А в кафе на чай монетами дают, кругляшками такими — дзинь-дзинь…
Чудно всё-таки жили предки.
Ну, куда дальше?
Постояли мы на горбатом мостике, помахали туристам в лодке, выпили по чашке кофе, а в двух шагах от улицы Оренбургской нам местная старушенция доброго дня пожелала. На поводке у неё кошка черепахового окраса, а сама ну чисто ангел на пенсии: белые кудряшки волосок к волоску, пиджак в клетку на сухоньких плечах.
В наше-то время все чуть что — молодиться бегут. А кому по статусу солидность положена, такие, как мой отец, останавливаются на "репрезентативном возрасте", между сорока и пятьюдесятью по естественному счёту.
Старость, она как болезнь, вроде оспы или брюшного тифа. Раньше их лечить не умели, а потом научились. Вот и мы старость-уродину одолели. Только бабулька с киской совсем не казалась уродливой. Хрупкая и прозрачная, как фарфоровая статуэтка. И сияет вся… Это мне осенний лист представился — жёлто-красный, на солнце горящий. Ветер дунет, и взовьётся он канарейкой в небеса, закружится, словно и умирать ему не страшно…
Никогда раньше мне такие мысли в голову не приходили — сам себе удивился. И вместе со мной удивились, заглянув в лицо страсбургской старушке, все триста виртуальных экскурсантов.
Триста — это чертовски мало. Аж обида берёт. Вчера на предпросмотр "Сновизора" семьдесят девять тысяч притащились. И что? В начале такая чернуха, что с души воротит, а под занавес благость и пастораль конфетная: глядишь, и во рту всё слипается. В аннотации сказано, это авторы записали сны пациентов психиатрической клиники на разных этапах лечения, но устроили так, чтобы картинки не просто отображались в голове зрителя, а вытаскивали из его подсознания все химеры, какие ни есть, и разрушали полегоньку. Психотерапевтический эффект, мол. Очищение души. Лабуда, одно слово. И про дурдом наверняка враньё. А народ валом валит.