На всякий случай и она, Филлис, спряталась в тени густого, огораживающего пшеничное поле терновника.
Теперь, когда ходьба уже не отвлекала, нетерпение охватило ее… Вот-вот должны раздаться шаги Маттеуса.
Но вместо них послышалось совсем другое…
Ах да, в это время — омнибус! Так что приходилось ждать, когда он проедет.
Впрочем, хотя и хотелось ей, чтобы омнибус проехал здесь поскорее, не могла она не вспомнить, какой крутой видела здесь дорогу днем, в то время как лошадей сейчас, судя по топоту и колесному шуму, почти не удерживали. Наверное, правит слишком молодой человек: разгон экипажа такой, что, пожалуй, — до самых королевских купален.
Как вдруг — окрик!.. Карета остановилась. И как точно! На самом перекрестке дорог, большой и деревенской. Всего в каких-нибудь двух десятках шагов от нее.
Вышли двое; дорожный баул одного пассажира (его фигура показалась Филлис знакомой) был намного больше, чем у другого.
Карета покатила дальше, а Филлис, вглядевшись в человека с большим баулом пристальнее (все-таки луна не солнце), так вся и застыла…
— Никого! Где же ваш деревенский почтальон? — воскликнул Хамфри Гоулд. — Неужели он подумал, что не будет с омнибуса ни писем, ни пассажиров…
На что его спутник, наоборот, отвечал со спокойствием, вообще присущим жителям этой деревни:
— Сейчас подъедет. Просто мы приехали раньше, этот парень гнал по-сумасшедшему. Да, я забыл вас, мистер Гоулд, спросить… А подарок для невесты?.. Раз уж вы решили — и правильно сделали! — не верить тому, кто вам написал об этом гусаре… Подарок вы привезли? У нас в деревне так принято.
— Подарок для мисс Гроув? О да! И она его заслужила. Слишком я занялся в городе своими делами — мог бы приехать и пораньше. А что касается… Нет, этого быть не может, чтобы мисс Гроув была именно такая, как мне написали… Ее отец, мистер Гроув, человек из общества, о нем хорошего мнения и мой отец. И она сама, как я понял, девушка с достаточным соображением… Чтобы, будучи невестой человека из семьи, надеюсь, уважаемой во всей этой местности, путаться с каким-то ганноверским солдатом… Я не хочу в это верить!
Спутник Гоулда согласился, стал высказывать свое совершенно лестное мнение о беспорочности дочери доктора Гроува.
…Подъехал деревенский почтальон, мистер Гоулд и его спутник, положив на повозку багаж, уселись в ней… Сонный почтальон дернул вожжи, взбодрил столь же сонную лошадь каким-то громким словом… Повозка тронулась.
А она, Филлис, потрясенная, оставаясь в тени кустарника, все смотрела и смотрела напряженными, совсем сейчас не видящими глазами… Этот нечаянно подслушанный разговор вдруг осветил ей всю чудовищность ее поведения!
Конечно, Филлис знала, что полюбила, что позволила себе полюбить другого только потому, что поверила всем этим слухам, которые представили мистера Гоулда обманщиком. В то время как он, именно он, Хамфри Гоулд, не поверил никаким толкам о ее встречах с каким-то мужчиной… Не поверил в то, что — о, ужас! — было на самом деле.
Повозка почтальона грохотала уже далеко, а она все стояла на том же месте, за высоким густым терновником.
…И такая густая это была тень, в которой она сейчас стояла! Вот… Всегда так: чем ярче луна, тем чернее от всего тень… Совсем как в людской жизни. И она, Филлис, теперь даже боялась выйти из этой тени, боялась яркого, разоблачающего света.
…Да, это он, хамфри, сохранил доверие к своей невесте! А не она, Филлис, к своему жениху. И как трогательна эта заботливость, с какою он вез, наверное, в этом большом бауле подарок. Ей, своей невесте, подарок…
Нет, нет! Она, Филлис, должна сдержать обещание. Пусть ее уважение к мужу заменит место ее любви. отец был прав, когда напомнил ей об этой их, Гоулдов, фамильной традиции: супружеский долг, уважение друг к другу должны стать выше любого другого чувства. особенно же когда любовь к другому явилась уже после того, как слово было дано первому.
Она… останется! Выйдет за Хамфри Гоулда. отец прав: достоинство превыше всего!
Что ж, надо понять. Именно так ее, Филлис, воспитал отец, мистер Гроув, ревностный прихожанин церкви. Да и то сказать: у всякой ли девушки на ее месте хватило бы сейчас храбрости… Храбрости, которой, говорят, не хватило в самый ответственный момент даже одной из цариц египетских[2].
…Да, она, Филлис, останется… Да, будет терпеливо страдать. Но — останется верной своему слову!
Так она, Филлис, уверяла теперь себя… Собираясь с духом, готовясь к тому, чтобы повести себя твердо, когда увидит Маттеуса. Да, сейчас… Вот он! Как легко перепрыгнул он полевую калитку! Вышел на дорогу. И она… Она тоже… Вышла ему навстречу. Вышла (она, Филлис, это осознавала) — навстречу своему позору! И — своей любви.
2
Цариц египетских было несколько, из них три носили имя Клеопатра. Автор имеет в виду Клеопатру — последнего монарха в эллинистической династии Птолемеев (69–30 годы до н. э.). Полководцев враждебных армий эта Клеопатра побеждала своей красотой (Юлия Цезаря, Марка Антония…). В последней войне Египта с Римом участвовала в морском сражении, предстала перед врагами на самом видном месте корабля, но сражение началось — и она на своем корабле обратилась в бегство, увлекая за собой весь египетский флот.