Глава 3
— Ну что, отец, как там моя малышка? — я отхлебываю из бутылки светлое пиво и смотрю на Зуева.
— С ней полный порядок, недорослик, скоро придет хром, думаю, еще дней десять и можно забирать.
Леха сегодня какой-то грустный, наверно опять переругался с Соколовской.
— Давай, колись, там Смешарики, Малышарики, Буба или Три кота?
— Карлик, за кого ты меня принимаешь? — хмурится Леха, — Тачка будет красивой, без приколов. Когда тебя будут спрашивать, кто тебе так зафаршировал эту красавицу, давай мою визитку.
Мне даже немного жаль, что приколов не будет, Зуев же теперь серьезный бизнесмен, у него даже есть своя команда. Хотя, в душе мы всё такие же дети.
— А есть что-нибудь из готового на денек? Очень надо! Алинку хочу покатать, — высыпаю последнюю пачку чипсов в пиалу и ставлю на середину кухонного стола.
— Волгарь черный, — лошадь Д’ Артаньяна зависает и копошится в мыслях, — На днях Пежо будет прикольная, древняя, крошечная, как ты, ярко желтая… она пока сохнет.
— О! Это мы берем! — я радуюсь, как ребенок.
Как прекрасно, что мой дружбан реставрирует старые тачки до состояния глянцевой картинки.
— Только, жужелица, давай аккуратнее! Шоркнешь что-нибудь, я тебя в угол поставлю! И дама твоя пусть пригнется, а то проломит головой крышу, а мне потом люк пилить!
— Ахахаха! — я ржу, а Леха что-то не весел, прямо бесит.
Мы и так не часто тусим вдвоем, могли бы закатить какую-нибудь ржаку, а он только и делает, что нервно катает по столу телефон и всё время косится в темный экран. Сидит квелый, как дед и бубнит. Все меняется только на четвертой бутылке пива, когда его телефон, наконец-то, оживает и Лехино хлебало из сильно тоскующего превращается в иронично-язвительное.
— Алло! — заявляет с видом надменного индюка.
— Где ты, козлина?
Машкин недовольный писк льется из динамика, я поджимаю губы в ухмылке, совершенно счастливый Леха делает так же и щелкает пальцем по кнопке убавления громкости, но я то знаю, что его дедовская модель телефона всё равно не скроет от меня ни звука.
— Купаюсь в бассейне, пью джус, оранджад… — Зуев поясничает и воспроизводит монолог попугая Кеши, — Прямо не выходя из бассейна, у меня много друзей, машина, личный шофер…
— Домой шуруй! — Машка не настроена хихикать, пока мы оба страшно колемся и гогочем.
— Может быть позже… Извини, ко мне тут Челентано зашел…
— Леха!
— Ложись спать, я буду поздно!
Пока Соколовская не успела среагировать, Зуев быстро отключается и смотрит на меня глазами полными восторга. С возвращением, дружок!
— Еще по одной? — я киваю головой на подоконник, на котором покоятся последние две бутылки светлого чешского.
— Да, не, бошка что-то заболела, — Леха строит болезненную гримасу, — Поеду наверно…
— Какой-же ты каблук! — я прыскаю смехом, а Зуев давится финальными глотками пива и ржет.
— И горжусь этим! — он поднимается из-за стола и кидает свою пустую бутылку в мусорку, как же все таки классно Машка его выдрессировала, — Ну всё, Гном Гномыч, не скучай, я тебе маякну по поводу Пежо.
— Ща, погоди! — вылезаю следом за ним и иду в комнату.
Я достаю из шкафа розовый пакет с детской картинкой и протягиваю его Лехе, тот сразу же его раскрывает и хлопает глазами, изучая содержимое.
— Да там хрень всякая для Майки, платье, заколки прикольные, тапки с зайцем, у вас же наверно тоже дубак…
Не знаю почему, но я ощущаю себя неловко. Я чувствую, что она немного и мой ребенок тоже и мне за это стыдно. Я люблю Майку, она классная, хоть и называет меня «Гомик». Гномик говорить у нее пока не получается, Леха ржет, как ишак, его разрывает просто, чуть не плачет от истерики. Говорит, ученик превзошел учителя, а Машка только недовольно цокает и закатывает глаза, ругается, что две бестолочи научили ребенка материться. По мне так тоже угар, немного обидный, но Майке можно.