Вольпов Ярослав Александрович
Грустный праздник
- Алло, Тим? Меня слышно? Меня видно?
- Да, сэр. Добрый день, сэр.
- Алло! Говори громче, я не слышу. Так вот, Тим! Мне знающие люди сообщили, что у тебя сегодня день рождения! Поздравляю, хе-хе! И сколько тебе?…
Тим услышал, как вздохнул сидящий рядом Энди. Да, корпоративные стандарты по-прежнему предписывают адресовать коллегам некоторые ритуальные фразы, но поздравление поздравлению рознь. Пара слов на Фэйтбуке - это вежливо и деликатно. Телефонный звонок - это солидный вклад в чье-то испорченное настроение. А вот такая неприкрытая радость по громкой связи на весь офис - это шеф.
Что ж, хотя бы он не такая скотина, чтобы закончить свой вопрос словом “осталось”.
- Двадцать восемь, сэр.
- Ага, значит, тридцать два!
Нет. Все-таки именно такая, как изначально и предполагал Тим.
- Тридцать два, тридцать два…. Как считаешь, успеешь написать еще одну статью до пенсионного возраста? Сегодня, как ты знаешь, еще и глава Минздрава родился - вот в какой ты хорошей компании. В этой связи с тебя статья в следующий выпуск. Навороти там чего-нибудь, как обычно, только побыстрее: время у тебя, конечно, есть, хе-хе, но все равно не затягивай. И пободрее, старина! Сегодня ведь праздник!
Окно видеосвязи булькнуло и закрылось. Тим на всякий случай сам пару раз нажал красную кнопку завершения вызова и только потом с огромным чувством сунул два средних пальца под нос круглой вебкамере.
Энди еще раз вздохнул и покачал головой, но в этом жесте не было осуждения. По крайней мере, по отношению к Тиму.
“Пять лет”.
Мортенсен налил себе еще рюмку коньяку. Пить с утра шло против его принципов, но в такой день некоторыми из них не грех было и пренебречь. “Сегодня ведь праздник”, как наверняка сегодня еще скажут ему многие его знакомые. Если не все.
Пять лет. Это не выдержка коньяка - там явно побольше. Это всего лишь кусок надписи на транспаранте, вывешенном напротив его окон таким хитрым образом, чтобы именно эти слова бросились в глаза Мортенсену при пробуждении. Даже не выглядывая в окно, он мог догадаться, что полностью надпись выглядела так: “Министру Здравоохранения Виктору Мортенсену - пятьдесят пять лет!”. Транспарант мог быть делом рук любящих коллег или благодарных соседей - да кого угодно, в общем-то. Поздравить министра в такой день стремился каждый.
Глотнув полрюмки дорогого напитка, он все-таки подошел к окну, как будто невидимые пока золотые буквы на красной ткани могли сложиться в какие-то другие слова. “Пять лет на рынке тяжелой промышленности”.. “Пять летних дней на Бали”… “Опять лето: скидки на солнцезащитные очки”… В конце концов, какова вероятность того, что кто-то настолько точно знает, как вывесить эту чертову тряпку таким дьявольски точным образом?…
В его случае - сто процентов.
Мортенсен открыл окно и на мгновение посмотрел вниз - проверить, не оставил ли какой-нибудь доброжелатель надписи мелом на асфальте, словно девочке-подростку. Подобное, казалось маловероятным - такие проявления чувств формально подходили под определение “вандализм” и должны были пресекаться охраной. С другой стороны, любые поздравления по определению не несли в себе злого умысла - опять же формально. Охранники могли сделать исключение из правил, подарочек ему и себе.
У парадного входа лежала куча венков.
Уже после того, как Мортенсен швырнул вниз рюмку, оставившую за собой кометообразный хвост из капель недопитого коньяка, он разглядел, что это были букеты, всего лишь букеты с декоративными ленточками.
Разница, впрочем, была только в форме, но не в содержании.
Тим уныло стучал по клавишам. Рабочему настроению в праздничный день было негде взяться, и поздравление от шефа энтузиазма не прибавило. В таком состоянии сложно было придумать качественный текст даже на самую простую тему. А уж про министра здравоохранения - и подавно.
За двадцать с лишним лет и о Министерстве, и о его руководителях было написано столько, что можно было бы… По профессиональной привычке Тим попытался найти яркое сравнение, способное украсить статью. Но в голове крутилось только “…похоронить их всех под километровым слоем бумаги”, вытесняя любые другие образы. В печать, конечно, это бы не прошло. Но Тим в любом случае собирался начать с другого. Он достаточно долго трудился на ниве журналистики, чтобы научиться писать статьи и без вдохновения, и без мыслей. Особенно по госзаказу.
“В 2017 году наука изобрела магию”.
Не он придумал эту фразу, и не он первым ее использовал. Но в статьях на заданную ему тему она звучала на всех языках мира столь же часто, как песенка “С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя” по соответствующему поводу. В последние годы - куда более часто.
Когда в 2015 году было синтезировано лекарство от рака, человечество даже представить не могло, к каким последствиям это приведет - но, безусловно, активно пыталось. Конечно же, самыми популярными версиями были страшные побочные эффекты, мутации и неизбежное вымирание населения Земли. Все были уже морально готовы к длительному наблюдению за первыми исцеленными, когда вдруг случилось нечто, отправившее во вчерашний день и рак, и всю полемику вокруг него.
На базе нового лекарства было создано средство, восстанавливающее любые повреждения и изменения организма.
Виталонга.
“Философский камень, амброзия, живая вода - все то, что так долго оставалось в мире легенд, стало реальностью, доступной каждому человеку на планете”.
Тим набивал привычный текст, не глядя ни на монитор, ни на клавиатуру. Невероятно, но слова насчет каждого человека не были рекламным враньем. В 2017 году виталонга стоила миллионы. В 2020 она стала бесплатной.
Фармацевтические корпорации по всему миру пытались удержать джинна в бутылке, но продержались лишь пару лет. Люди разных стран готовы были терпеть любое неравенство - жить в развалинах рядом с дворцами, питаться отбросами с пиршественных столов, работать по двадцать часов на сытых бездельников - но они отказались умирать, когда другие продолжали жить. Жажда лучшей жизни вдохновляла на великие свершения лишь некоторых людей, по большому счету оставаясь желанием абстрактным, недостижимым. Жажда жизни как таковой дала эффект, сравнимый с мировой революцией. А виталонга была самой жизнью.
“Механизм восстановления клеток не только стал универсальным спасением от всех человеческих болезней - он отменил старение и смерть”.
Тим вздохнул. Эти слова были более правдивы, чем можно было представить в начале века - но все же не полностью.
Времени от пробуждения прошло совсем мало. Коньяка в бутылке тоже оставалось немного. Эти два факта плохо сочетались в сознании Мортенсена. И уж совсем плохо к ним привязывалось то, что обычно министр почти не пил.
Немного кружилась голова, а теперь еще и живот заболел. Вот тебе и министр здравоохранения. Хорошо еще, что икота не началась. Наверняка его сейчас многие вспоминают, и далеко не добрым словом.
Люди неблагодарны, думал Мортенсен, завязывая галстук. Его собственный живот перестанет болеть через пятнадцать минут, когда немного успокоятся расшалившиеся нервы. Это не гастрит, не язва и не рак. Никакая зараза не имела даже теоретического шанса угнездиться в его высокопоставленных внутренностях. Более того, ровно в такой же безопасности были и кишки тех доброжелателей, которые украсили букетами парадный вход его дома. Министерство в равной степени позаботилось обо всех. Только одни в благодарность отдают свое время, силы и нервы, а другие устраивают демонстрации.
Люди жадны. Они уверены, что все на свете должно доставаться им бесплатно. Министерство сделало бесплатным здоровье - без труда, без ограничений, без дураков - но и этого им было мало. Чего можно пожелать в довесок к неиссякаемому здоровью? Конечно же, вечную жизнь.