Идя рядом с Таней, я был уже в совершенно другом положении. Мне надо взять у нее ту сумку, которую она сейчас несет через плечо, и я твердо знаю, что если нас в этот миг схватят гебисты, мне не отделаться легким испугом. Если за нами следят, то постараются взять именно в момент передачи, чтобы иметь сразу двух подследственных.
Почему–то Фолькерт исключил, что его гонец может сам явиться к одному из нас. Помню, я согласился: ну да, иностранец, не найдет, заблудится, не совладает с русской системой адресов. Возможно, поначалу Фолькерт имел в виду не Таню. Почему–то нельзя было поступить и следующим образом: встретиться с гонцом так, как мы встретились только что, а после этого пригласить его (оказалось, ее) к себе домой. Последнему запрету я был, впрочем, рад — у меня было мало шансов быть правильно понятым женой.
Я знал, что у Тани в сумке. Там должно было быть некоторое количество совершенно определенных пластиковых пакетов, ничего не значащие мелкие подарки и, самое главное, калькулятор с маленьким экранчиком. При наборе кодового ключа на экранчике появится расписание прибытия команд, которые будут доставлять груз, и названия городов. Кроме того, в сумке должны быть еще два пустых, ничем не заполненных калькулятора для ответных посланий.
Один знакомый математик объяснил мне, что подобрать код почти немыслимо, но можно сделать другое: разобрав калькулятор, отключить устройство, запирающее доступ к информации. Не подбирать ключ к замку, а снять запертый замок с болтов, крепящих его к двери и косяку. Думаю, для технического отдела КГБ это была бы выполнимая задача, и уж тут сочинить какую–нибудь невинную историю оказалось бы, прямо скажем, непросто.
Я уже придумал место, где заберу у Тани сумку, и теперь мы двигались в этом направлении. Вел я ее медленно, пользуясь каждым случаем, чтобы остановиться. Вот здесь был ВХУТЕМАС, русская параллель к «Баухаузу» — знаете, Родченко, Татлин и так далее. А тот затейливый дом в китайском духе, где чайный магазин, построил в 1893 году купец Перлов в расчете, что у него в гостях побывает собиравшийся в Россию китайский канцлер. Через три года канцлер приехал на коронацию Николая Второго, но Перлова не навестил.
За разговорами и остановками мы одолевали улицу Кирова минут двадцать, но Евгеньич с курткой через руку нас не обогнал. Видимо, все сзади было чисто. Самому же озираться я себе категорически запретил. Все равно, глядя мельком, ничего не увидишь, зато сразу станет ясно, что ты чего–то боишься. Говорят, лондонские щеголи восемнадцатого века оснащали свои шляпы маленькими зеркальцами, которые позволяли им, не оборачиваясь, смотреть назад, как сегодня это делает автомобилист. Поскольку такие шляпы нынче не носят, самое правильное — не оглядываться совсем. Зато, когда идешь медленно, следящему очень трудно не выдать себя. Мои друзья, которые шли за мной один по правой, другой по левой стороне улицы, тоже, вероятно, испытывали некоторые неудобства. Зато от их внимания не ускользнули бы другие еле плетущиеся субъекты.
Мы подошли к Лубянке, и я объявил Тане: «А вот и КГБ». На долю мгновения в ее глазах мелькнул испуг, наверное, ей показалось, что я привел ее сюда, чтобы сдать в руки железных феликсов, но она тут же улыбнулась со словами: «Прекрасно знаю», и мы направились в «Детский мир». Это не было импровизацией. Пока мы переходили дорогу, я быстро объяснил ей, как мы будем действовать.
В «Детском мире» мы обошли все этажи, потолкались у нескольких отделов, Таня даже что–то купила. Когда же мы сочли, что насладились величественным зрелищем сполна, то снова спустились на первый этаж и оказались у двери, украшенной буквой «Ж» и виньеточным женским профилем. Прежде чем скрыться за этой дверью, Таня сняла с плеча свою шведскую сумку и протянула ее мне. История человеческих отношений не помнит более естественного жеста. Сумка была легкая, и, ожидая Таню, я расхаживал взад и вперед, сначала держа ее под мышкой, а потом закинул на плечо.
Затем я избавился еще от одной неловкости. Нелепо расхаживать с полупустым пакетом и сумкой сразу. Я извлек В. Г. Короленко из пакета, каковой, свернув, сунул в задний карман. Восемь с половиной минут я скрашивал свое ожидание историей Гаври Бисерова, к которому по ночам являлся призрак погубленной им невесты, после чего, видимо прискучив чтением, не без труда запихал классика во внутренний карман пиджака. Бесконечная благодарность давно покойному издательству «Academia» за его любовь к малому формату, но впредь в подобных случаях ни в коем случае нельзя брать с собой книгу в полтысячи страниц. Впрочем, пиджак почти не оттопыривался.
Следуя моим наставлениям, бедная Таня провела в уборной минут пятнадцать. Когда я поглядел на часы в пятый раз, изображая чуть заметное (о, совсем капельку, никакого актерства) нетерпение, она, усталая, но довольная, наконец показалась в дверях. Мы не спеша вышли на Пушечную и облегченно побрели к Неглинке.
Поскольку сумка была теперь у меня, нам, по идее, следовало разумно быстро расстаться, но Таня тянула время и почему–то попросила проводить ее до метро «Горьковская», а я как–то постеснялся отказать ей в этом. Чтобы глядеться со стороны обычной парочкой, я иногда приобнимал Таню за плечи. Так мы дошли до площади Пушкина. Почти весь путь по бульварам я, по ее просьбе, рассказывал про Тянь–Шань и Кзылкумы, где проработал довольно много лет. Перед тем как нырнуть в метро, она, видимо естественности ради, наградила меня нежным поцелуем. Больше я ее, к счастью, никогда не видел.
3
Не помню теперь, до какого момента меня страховали мои друзья. По–моему, в «Детском мире» их уже не было, хотя сегодня это не кажется мне особенно логичным. Теперь не вспомнить, почему, но мы договорились, что после какого–то момента они едут к Алексу и ждут меня там. Да, у меня нет сомнений, что по Петровскому и Страстному бульварам они за нами не следовали. В любом случае, как только я овладел вожделенной сумкой, подойти ко мне они не имели права. Даже после того, как я расстался с Таней.
Я понимал, что мои друзья изнемогают от нетерпения, но, прежде чем отправиться к ним, почему–то дошел пешком аж до Белорусского. По пути мне удалось уверить себя, что слежки за нами с Таней не было. Я рассуждал за КГБ: теперь, когда связной дали уйти, самый естественный путь для этого мужчины (то есть для меня) — глухая несознанка. Отпечатки моих пальцев на предметах в сумке заведомо отсутствуют, и это идеальное для меня основание настаивать, что сумку я нашел. Короче, если бы пасли, не дали бы распрощаться.
Потом, уже в метро, я спросил себя: а вдруг нас тайком снимали? Если мне прокрутят фильм о нашей встрече и прогулке, можно ли будет нагло утверждать, что это не я, а загримированный под меня актер? Потом я стал спрашивать себя, не смехотворны ли все мои рассуждения от начала до конца? Потом я погрузился в чтение.
В «сасовской» сумке оказалось именно то, что мы ожидали, а сверх того красиво упакованная, но, увы, на шестьдесят пять процентов синтетическая рубашка и большая банка растворимого кофе. Тайные записи в калькуляторе гласили, что между вторым мая и пятнадцатым сентября будет девятнадцать команд: девять в Москве, семь в Ленинграде и три в Киеве. Записи имели такой вид: Л. 5/5, Галери Лафайет / Юнисеф. Это означало, что третьего (а не пятого, как решил бы посвященный лишь частично) мая мы должны встретить первую из команд в Ленинграде и что в руках у визитера будет пакет с надписью «Галери Лафайет», встречающий же должен иметь пакет с эмблемой «Юнисеф», детского фонда ООН. Все пакеты — и наши, и ответные — имелись в сумке.
Москву мы довольно тщательно проработали с Фолькертом, а вот о Ленинграде договорились лишь, что первая встреча произойдет на станции метро «Чернышевская». Две страховые — на «Нарвской» и «Электросиле». Подробные инструкции о Ленинграде и о Киеве для последующих команд мы должны были передать (зашифрованными, на калькуляторе) с первой. А ее надо было встретить, повторяю, уже третьего мая.