Вдруг раздвинулись перед чонгуристом камни – и впереди увидел он дорогу, цветами устланную. Пошел по ней музыкант и запел свою песню. Дорога эта вела прямо в сад. И яблоня бессмертия в том саду стояла, и охранял ее дракон. Всех, кто осмеливался войти в сад, он глотал заживо. Как услышал дракон незнакомый голос, раскрыл свою страшную пасть и зарычал: кто этот наглец, посмевший в мой сад войти! Из страха передо мной муравьи по земле не ползают и птицы в небе не летают.
А чонгурист знай себе играет и поет, поет свою песню, и из глаз его горькие слезы льются. Поет и плачет. Бросился на него с ревом дракон, раскрыл страшную пасть, чтобы смельчака проглотить, да вдруг остановился и прислушался. Сладкое пение заворожило его. Долго слушал дракон, дрогнуло его злое сердце, и из кровавых глаз полились слезы. Дрожа и плача, глядел грозный дракон на чонгуриста, который пел все трогательнее и печальнее.
Ударил чонгурист по струнам, но тут оборвались струны. Замолкли звонкие голоса. Свесив голову, стоит чонгурист перед раскрытой пастью чудовища и плачет. А дракон молчит и только жалобно на него смотрит. Но вот пришел он в себя, сорвал с дерева золотое яблоко и бросил чонгуристу. Тот глазам своим не поверил. А дракон говорит: бери, не смущайся. В своей жизни я такого голоса не слыхал, никто не говорил со мной так. Возьми это яблоко и ступай с миром, даю тебе слово, что с сегодняшнего дня не буду проливать крови твоего племени. Как сладок, оказывается, человеческий голос!
Обрадованный чонгурист взял золотое яблоко и вернулся в свое царство.
НАЦАРКЕКИА{6}
Жили на свете деверь с невесткой. Деверь был лентяй, бездельник, ничего не хотел делать. Целые дни сидел он у очага, дул на золу да копался в ней. Прозвали его за это Золодувом.
– Эй, ты, встань, пойди поработай, принеси что-нибудь в дом, не могу же я кормить тебя, – корит его невестка.
Да нет – сидит Золодув у очага, и никак его не выманишь из дому.
Наконец на пасху наш Золодув выбрался в церковь, а когда вернулся, заперла невестка дверь и не впустила его. Выпросил Золодув у невестки мешок золы, шило и свежий сыр и отправился в путь.
Много ли он ходил или мало – не знаем, а только добрался он до большой реки и увидел на другом берегу огромного дэва{7}. Припал дэв к воде и пьет.
Испугался Золодув, да уж что делать? Иной дороги он не знал. Идти назад – вернешься к невестке, а нет, так попадешь к дэву на завтрак. Думал, думал и придумал: «А ну, пройдусь и подниму пыль». Проколол шилом мешок и стал ходить, потряхивая мешком. Посыпалась зола, поднялась страшная пыль. Удивился дэв, испугался даже и говорит:
– Эй, ты! А ну, если можешь, выдави из этого камня воду, – и бросил Золодуву камень.
А Золодув достал из кармана свой свежий сыр и сжал его, полилась вода ручьем.
Удивился дэв, а Золодув кричит:
– А ну, выходи сюда, посади меня на плечо и перевези на ту сторону, боюсь ноги замочить.
Дэв тотчас перешел реку, посадил Золодува на спину и говорит:
– О, да какой же ты легкий!
– Это потому, что я одной рукой за небо держусь, а если отпущу, и с места меня не сдвинешь.
– А ну, отпусти, – сказал дэв.
Достал Золодув шило и вонзил его дэву глубоко в затылок. Дэв принялся кричать и просить:
– Возьмись опять за небо, невмоготу!..
Перешли на другой берег. Стал дэв звать Золодува к себе в гости. Испугался Золодув, но делать нечего, пошел.
Пришли к дэву. Очень понравилось Золодуву дэвово жилье. Видит он – огромный кеци{8} прислонен к очагу. Пошел дэв готовить обед, а гостю поручил присмотреть за хлебом, чтобы не сгорел.
Видит Золодув – подгорает хлеб с одной стороны, захотел повернуть его. Только он тронул кеци, как тот опрокинулся, и очутился Золодув под ним. Как ни старался Золодув, не смог выбраться из-под горячего кеци. Пришли все дэвы, видят: лежит их гость под кеци, удивились.
– Ты чего туда забрался? – спрашивают.
– Живот у меня разболелся, – говорит Золодув, – решил приложить горячий кеци, авось поможет. Но теперь лучше мне, уберите его, – приказал он.
Вытащили его еле живого из-под кеци.
Уселись за стол. Выпили все вино, взял один дэв черпалку и говорит гостю:
– Будь братом, поди принеси вина, во дворе чан зарыт.
С трудом выволок Золодув огромную черпалку, вышел и пропал. Не дождались дэвы вина, вышли во двор, видят – держит Золодув заступ и откапывает чан.
– Ты что делаешь?
– Лучше вынуть весь чан, напьемся хорошенько, а то что таскать так, крошечной черпалкой, – надоест.
Подумали дэвы: «Мы, девять братьев, пустой чан еле зарыли, а он один хочет вырыть его, полный вина, и перенести».
Дэвы сами наполнили черпалки и внесли в дом. Чихнул вдруг один дэв за столом, и наш Золодув мигом взлетел к потолку. Взглянули дэвы – цепляется их гость за брус в потолке.
– Эй, человек, чего ты туда забрался?
– Как ты смеешь чихать при мне? – кричит Золодув. – Вот вытащу эту дубинку и все бока тебе обломаю.
Дэвы вконец испугались: «Мы, девять братьев, еле втащили это бревно, а он его дубинкой называет».
Со страху повскакали все и разбежались.
А Золодув сполз с трудом по балке, увидел, что никого не осталось, и стал хозяином всего дэвова добра.
Бежит старший дэв лесом, навстречу ему лиса:
– Эй, дэв, что с тобой, куда бежишь?
– Как куда? Пришел к нам один человек, чуть не съел всех! – И рассказал дэв все про того человека.
– Это же Золодув, жалкий человек, только и умеет, что копаться в золе. Невестка его из дому выгнала. Я их хорошо знаю. Весь их курятник разорила. Идем, чем тебя испугал этот трус?
– Нет, нет, не верю тебе. Погубишь!
Долго уговаривала лиса дэва; решил наконец дэв, чтобы не изменила лиса, привязать ее к себе веревкой.
Так и вернулся дэв в свой дом на веревке.
Струсил Золодув, как увидел их, да что было делать? Вышел на порог и кричит:
– Ах ты, обманщица, что ты тащишь одного дэва, когда должна мне двенадцать!
Дэв, как услышал, бросился бежать, потащил за собой веревку. И лису всю искалечил, и сам еле ноги унес.
А Золодув собрал все дэвово богатство, погрузил на верблюдов и отправился к своей невестке.
СИЛА ПАХАРЯ
Быль это, небылица ли, жил прилежный и трудолюбивый пахарь. Вся деревня им не нахвалится, никто проворнее не сеет, не жнет, не косит, не молотит.
Ранней весной взялся мужик за плуг, пахать готовится. Землица его на опушке леса, невелика делянка – за три дня вспашешь-проборонишь. Пахарь впряг в ярмо волов, прикрикнул на них, стегнул кнутом и, затянув оровелу{9}, двинулся в поле. Увязался за плугом пахарев пестрый кот. Резвится кот на полянке, поймал мышку-полевку и поигрывает с ней. Выскочил вдруг из лесу огромный тигр. Навострился на кота, прыгнул к нему, подскочил, вкрадчиво в глаза заглянул. Кот дивится, встряхивается, глазам не верит, – что, дескать, за здоровый котище вымахал. Распушил хвост трубой, с ноги на ногу переминается, мяукает.
– Ты, братец, из наших, верно. Да не пойму я, что это ты хилый такой, худущий и ростом не вышел. Погляди, я каков! Мучают, верно, тебя в неволе? – прорычал сочувственно тигр.
Кот понурился, зажмурился, жалобно усами повел, прослезился и промяукал:
– Хорошо тебе говорить, братец! Живешь в лесу на свободе. Шапка тебе – небо, лапти – земля. А мне каково с пахарем, да еще таким сильным. Сильнее всех он на свете. Шестерых волов в ярмо запрягает, и ничего! Рад уж я, что ноги таскаю, до толщины ли мне?
– А ну, покажи мне своего пахаря, я его проучу, будет знать, как обижать моих свойственников!