На странном сочетании любви к уюту с каким-то детским, иррациональным бесстрашием, похоже, замешано здесь вообще все самое главное. Иначе, впрочем, не могло и быть, ведь у грузин доверительные отношения с мирозданием, может и излишне доверительные, но уж больно подкупает и расслабляет сочный, перезрелый антураж; природа вообще обслуживает тут по высшему разряду, а если и взбрыкивает, то не слишком уж часто, а беда приходит обычно откуда-то извне, из-за привычного периметра. Да, не оплаченный биографией комфорт часто плодит инфантилизм и неспособность сделать над собой усилие, – все так, но мы сейчас не о личной эволюции, а об устойчивости целой нации к внешним вызовам, вызревавшей тут тысячелетиями.
Это все-таки очень невзрослый и домашний мир. Мир, где исторически принято возводить в культ малые житейские радости. И что может быть естественнее для такой страны, чем профессия винодела? Нет, вру. Не профессия. Скорее, доктрина. Иначе она непременно трансформировалась бы во что-то неузнаваемое. Профессии столько не живут. Нигде. Столько живут только глобальные идеи. Архаики на единицу площади тут и сейчас более чем достаточно, но никакой другой род деятельности не выдержал здесь восемь тысячелетий. Если вдуматься, он даже не так уж и изменился, – ни ремесленно, ни, тем более, идейно. А это ведь очень беззащитный труд. До сих пор. Когда природа начинает сводить счеты, она не делает это избирательно, – достается всем. И цена авторской помарки или беспечности здесь по сей день крайне высока. При всех современных знаниях и технологических прорывах винодел и сейчас безоружен перед многими обстоятельствами. И тогда нужна отвага: на поиск и эксперимент, иногда на радикальный пересмотр привычных решений, потому что цена профессиональных рисков здесь тоже глобальна – загубленный продукт или загубленный урожай. Случается – загубленная репутация. Это ремесло, которое выросло до искусства именно благодаря изначальной неустойчивости, а такое во все времена дает повод проявить свои лучшие качества. К тому же нам обещали гуманный век, и есть шанс формировать лучшие качества бескровно. Это, кстати, проверенный способ. С пробегом. Древнейший. И, вопреки многому, самый устойчивый. И пусть так и будет.
Пролог
Нулевой отметкой новейшей истории грузинского виноделия можно честно считать 2002 – 2003 года. За последующее десятилетие вино прошло здесь полную реабилитацию после горбачевского геноцида и постсоветских кустарных напитков сомнительного свойства. О борьбе за трезвость и вырубке виноградников в свое время прекрасно высказался Ю. Г. Кобаладзе: «Давайте тогда и посевы сжигать, а то от хлеба полнеют.» Свято место в 90-е заполнил народный контрафакт – жуткое пойло для тех, кого не добили войны, криминал, отсутствие воды, отопления, электроэнергии, дорог и здравого смысла. Качество продукта соответствовало состоянию страны. Вариации этих веществ содержали по разным данным карамель, димедрол, дрожжи и красители и располагались в диапазоне от невыносимых до опасных. Вспоминается Макаревич:
Для тех, кто уцелел, встал с колен, с четверенек, с дивана и сохранил при этом печень и вкусовые рецепторы, нулевые стали началом новой эры. Давайте назовем все своими именами: российское эмбарго обернулось ренессансом грузинских вин. Выходить на избалованный европейский рынок, где рулят французы с итальянцами, да еще расталкивать локтями Новый Свет – серьезная заявка на эволюцию. Пожалуй, здесь удалось главное: удивить бывалого потребителя. Правда грузины не сразу атаковали демократов традиционными ценностями – густыми, танинными напитками, выдержанными в глиняных чанах (квеври), появились и вина, созданные по старосветскому образцу, глубокие и сдержанные, порой даже выхолощенные. Можно по-разному относиться к таким шалостям, но легкий тактический прогиб в сторону европейской технологии интересен хотя бы тем, что не имеющие прямых аналогов автохтонные сорта, попав в дуб (чего со многими из них сроду не происходило) приобрели иной окрас. Пусть этот поворот сюжета не вводит вас в заблуждение: подобный опыт уже был, и более того, – самые долгосрочные проекты грузинского виноделия – Мукузани, Цинандали, Напареули, Гурджаани – его прямое следствие. Не знаю, долго ли нам ждать следующего поколения вин-долгожителей, но текущая сводка о винах нового тысячелетия, многие из которых обладают серьезным дальнобойным потенциалом, совершенно необходима.