Плутарх, писавший о Колхиде пятьсот лет спустя, утверждает, что тогда Северная Иберия, как и Северная Колхида, были автономны. Археологические находки этого периода показывают, что, хотя массы по всей Грузии жили бедно, начинала появляться поразительно богатая элита: их могилы набиты золотом и драгоценными камнями. При власти Ахеменидов возникали мощные, мастерски построенные каменные центры, например Уплисцихе, Урбниси и Каспи. Количество оружия в могилах свидетельствует, что элита была военная, несмотря на то что она жила под защитой ахеменидского «pax imperialis». Из каменных центров один Уплисцихе можно отнести к VIII веку до н. э. Однако в то время как Колхида была густо покрыта торговыми и промышленными поселениями, иберские города были скорее либо укрепленными убежищами на время войны, либо храмами, посвященными анатолийским божествам, предназначенными для жрецов и паломников.
На очень короткое время Черным морем овладела ахеменидская Персия: в 459 году до н. э. она заключила мир с Каллиасом афинским, объединив таким образом впервые в истории Грузии всех картвелов. Первый период иранского господства в Грузии — сначала под властью мидийцев, а потом Ахеменидов — длился триста лет, с середины VII до IV века до н. э. Следов в истории он оставил очень мало. Главным его последствием был процесс лексических заимствований из иранских языков, который будет продолжаться до конца XVIII века н. э. Из малоизвестного языка мидийцев, староперсидского и авестийского религиозного языка грузинский язык почерпнул много основной лексики, например стумари, «гость»; корень маспиндзели, «хозяин»; гандзи, «клад»; спилендзи, «медь»; корень саване, «обиталище»; цминда, «чистый, святой»; эшмаки, «чёрт»; дроша, «знамя».
В 463 году до н. э. Перикл Афинский отвоевал Черное море и, по всей вероятности, прибрежные города Колхиды. Греческие колонии в Южной Колхиде, например Пичвнари, вблизи от сегодняшнего Кобулети, во время персидской оккупации продолжали преуспевать. К 410 году до н. э. Ахеменидская империя раскололась в братоубийственной междоусобице; брат царя Артаксеркса завербовал греческих наемных солдат. Переворот не удался. Отступление греков-наемников описано в Анабасисе Ксенофонта. Основной заботой Ксенофонта было вернуться домой, но его путевые наблюдения являются первым свидетельством очевидца о нравах и быте древних грузин. Ксенофонт излагает, что колхи, макроны (вероятно, мингрелы) и кардухи освободились от персидского ярма; похоже, кардухи, самые восточные картвелы, тогда воевали с армянами, а эспери (саспери, или иберийцы) были подвластны армянину Тирибазу, вероятно, сатрапу 18-й персидской сатрапии. Ксенофонт считает таохои самым агрессивным картвельским племенем: многие не подчинялись сатрапу, запираясь в крепостях, защищаясь камнями от вражеских сил, прибегали к массовому самоубийству, прыгая с утеса, если поражение неминуемо. Граница между 18-й персидской сатрапией и «свободной» Иберией тогда проходила через территорию таохои.
Когда люди Ксенофонта спустились в устье Чороха, они наконец могли объясниться с туземцами: в прибережном городе Гимниасе греческий солдат, родившийся в Колхиде и привезенный рабом в Грецию, переводил на мингрельский местных марсов и макронов (цанои, грузинские заны). Ксенофонту казалось, что тибарены и халибы (имя этого народа происходит от их знаменитого сплава чугуна) — те же мингрелы. Единственным некартвельским народом, с которым Ксенофонт сталкивается по пути в Колхиду, были скифы, по всей вероятности, последние потомки кочевников, которые вторглись с севера тремя столетиями ранее. Когда Ксенофонт покидал Трабзон, отправляясь на запад, по пути в Герасун он наткнулся на сварливых моссиноеков. Несмотря на картвельский префикс мо- и сходство этого названия с североколхскими санигами, которые могли быть как сванами, так и мингрелами, несмотря на деревянные дома-башни, моссиноеки вряд ли были картвелами, так как их название явно происходит от мосин, индоевропейского, а может быть, и тракского слова, обозначающего «башню». Ксенофонт вспоминает их с ужасом: они пили терпкое вино, ели мясо дельфинов, открыто совокуплялись и поджигали башни, в которых запирали своих королей.
Когда через семьдесят лет после Ксенофонта греки вернулись в Восточную Анатолию, это гораздо более радикально сказалось на Грузии и на всем известном к тому времени мире.