Произошло это в 1953 году. Как-то к вечеру Маккатчеон и дядя Отто возвращались домой по дороге «Черный Генри»,и, по собственное признанию дяди, оба были «в задницу пьяные». Въезжая на холм Тринити, дядя Отто переключился на первую скорость. И все было бы ничего, но, пребывая в состоянии сильнейшего опьянения, он, уже съезжая с холма, забыл переключиться на другую скорость.
Старый, изношенный мотор «крессвелла» перегрелся. Ни Отто, ни Маккатчеон не заметили, как стрелка в правой стороне диска перевалила за красную отметину под буквой «Н». И вот внизу, у подножия холма, грянул взрыв. Металлические створки капота оторвались и разлетелись в разные стороны, словно красные крылья дракона. Крышка радиатора взвилась в голубое летнее небо. Пар вырвался из него, точно джинн из бутылки. Масло выплеснулось на лобовое стекло, Дядя Отто ударил по тормозам, но у «крессвелла» за последний год развилась отвратительная привычка избавляться от тормозной жидкости при каждом удобном случае, и педаль просто ушла под коврик. Дядя не видел, куда едет грузовик. Машина, вильнув, съехала с дороги, угодила в канаву, затем вырвалась из нее и понеслась по полю. Если бы «крессвелл» удалось остановить, все могло бы кончиться благополучно. Но мотор продолжал работать и выбросил сначала один поршень, затем — еще два. Они взвились в воздух, точно ракеты в День независимости 4 июля. Один из них, по утверждению дядюшки Отто, пробил дверцу, отчего она тут же распахнулась. Через дыру можно было свободно просунуть кулак. Остальные поршни навеки остались лежать в поле, поросшем золотарником. Кстати, на это поле и Белые горы за ним из кабины открывался бы великолепный вид, не будь стекло забрызгано машинным маслом и соляркой фирмы «Даймонд джем».
Так бесславно окончил свой долгий путь грузовик Маккатчеона, с этого поля ему уже не суждено было вернуться. Никаких жалоб от землевладельца не последовало. Что вполне естественно — ведь это поле, равно как и другие земли вокруг, принадлежало владельцу этого грузовика и моему дяде. Сразу протрезвевшие после встряски, мужчины выбрались из машины — оценить ущерб. Ни один из них не был механиком, но обоим с первого взгляда стало ясно, что раны у грузовика смертельные.
Дядя Отто был потрясен — так, во всяком случае, утверждал отец. И вызвался уплатить за грузовик. На что Джордж Маккатчеон сказал, чтоб он не валял дурака. Вообще Маккатчеон находился в тот момент в некем экстатическом состоянии. Он оглядел поле, горы и вдруг решил: вот самое подходящее место, чтобы выстроить дом, удалиться на покой и жить здесь до глубокой старости. И тут же сообщил об этом дяде Отто в самых возвышенных тонах, какие обычно приберегают доя религиозных проповедей. Они, вернулись к дороге, остановили проезжавший мимо фирменный грузовик пекарни Кушмана и на нем благополучно добрались до Касл-Рока. Маккатчеон не преминул также заметить Отто, что увидел во всем этом знак небес. Что он уже давно подыскивал подходящее для дома местечко, что по три-четыре раза, на, неделе проезжал через это поле и ни разу не удосужился взглянуть на него именно под этим углом, «Рука Господня направила меня», — продолжал твердить он, тогда еще и не зная, что два года спустя погибнет на этом самом поле, раздавленный передком своего собственного грузовика. Грузовика, который после его смерти перешел к дядюшке Отто.
Маккатчеон заставил Билли Додда взять разбитый «крессвелл» на буксир и подтащить его поближе к дороге. С тем чтобы, по его словам, он мог видеть машину всякий раз, когда проезжает мимо. С тем чтобы позднее тот же Додд снова взял его на буксир и оттащил от дороги — на этот раз уже навсегда, поскольку Маккатчеон собирался вызвать дорожных рабочих и попросить их вырыть для грузовика нечто вроде могилы. Маккатчеон был по природе своей сентиментален, однако не настолько, чтобы позволять сантиментам возобладать над стремлением сколотить лишний доллар. А потому, когда год спустя к нему явился владелец бумажной фабрики по имени Бейкер и вызвался купить у него колеса, шины и еще кое-какие детали от «крессвелла», поскольку по размерам они якобы очень подходили к какому-то там его оборудованию, Маккатчеон не моргнув глазом тут же взял у него двадцать долларов. А ведь состояние Маккатчеона в ту пору достигло чуть ли не миллиона. Он также попросил Бейкера закрепить «обезноженный» грузовик на блоках и подпорках. Сказал, что ему не хочется, проезжая мимо, видеть свой любимый грузовик по брюхо увязшим в грязи, сене, клевере и том же золотарнике, словно это какая-то старая развалина. Бейкер выполнил его просьбу, а год спустя «крессвелл» сорвался с подпорок и блоков и насмерть раздавил Маккатчеона. Старожилы, рассказывавшие затем эту историю с изрядной долей сладострастия, всегда заканчивали ее одними и теми же словами: выражали искреннюю надежду, что Джордж Маккатчеон успел словить кайф от вырученных за колеса и шины двадцати долларов.
Я вырос в Касл-Роке. Ко времени моего появления на свет отец проработал на «Шенк и Маккатчеон» лет десять, а грузовик, перешедший в собственность дяди Отто вместе со всем остальным имуществом Маккатчеона, стал для меня своеобразным символом детства.
Мама ездила за покупками в магазин Уоррена в Бридгтоне, и попасть туда можно было только по дороге «Черный Генри». Всякий раз, проезжая по ней, мы видели торчащий в поле грузовик, а за ним — силуэты Белых гор. На блоки и подпорки машину больше не ставили — дядя Отто решил, что и одного несчастного случая более чем достаточно, — но сама мысль о том, что успело натворить это ржавое чудовище, заставляла меня, маленького мальчика в коротких штанишках, содрогаться от страха.
Он был там всегда. Летом; осенью, когда кроны дубов и вязов, окаймлявших поле с трех сторон, пылали жаркой листвой, точно факелы: зимой, когда, заваленный снегом почти до самых выпуклых, точно глаза гигантского жука, фар, он походил на мастодонта, увязшего в белых песках пустыни; весной, когда все вокруг превращалось в сплошное болото из раскисшей грязи и оставалось лишь удивляться тому, что грузовик еще не затонул в нем. Все эти годы в любую погоду грузовик неизменно находился на своем месте.