– Скажите: «Обрывается. Ворон!»
– Простите?
– Я велел вам сказать: «Ворон!»
– Ворон… – Полувсхлипом. – В огромном волнении Банье прочищает горло, жестом подзывает к себе жениха и что-то шепчет ему на ухо. Молодой человек соглашается, идет к своему отцу и передает ему слова Банье. Под столом возится стая детишек. Блондинчик в детском комбинезоне усердно намазывает маслом туфли старой дамы, чье лицо цвета газетной бумаги выражает в эту минуту…
– Как всегда…
– Как всегда, горечь и скуку. Банье хлопает в ладоши. По этому сигналу гости встают со стульев и быстро сдвигают столы к стенам. Посредине расчищенной комнаты Банье обращается к отцу жениха, который, похоже, очень удивлен. Стулья расставлены кружком. Гости размещаются, Банье раздевается до пояса, отец жениха протягивает очки своей супруге и, становясь в центр круга, улыбается Банье. Звенит…
– Пощечина, отец жениха отступает на шаг, а Банье всякий раз выкрикивает одну фразу: «Со всего размаха, это игра!»
– Спасибо. В эту минуту…
– Как…
– Всегда, руки мужчин перекрещиваются и полностью перемешиваются…
– Перерыв!
– Мадам Банье кажется довольной, дочь невесты – встревоженной. Одни голоса требуют приостановки, другие – продолжения боя. Банье получает оплеуху, на которую отвечает затрещиной. Поединок окончен. Толстый мужчина, лежащий на полу, ищет среди подступающих теней милосердную руку, что протянет ему бифокальные очки. Банье громко выкрикивает, что все будет хорошо. Кто-то включает проигрыватель, и молодежь бросается на свободное место танцевать. Под столом сговаривается вокруг мешка стайка сорванцов. Все они одновременно выпрямляются. Видны их зубы. Над танцующими разлетается пригоршня моркови, которая обрушивается на жениха и невесту, убегающих в глубь комнаты…
– Крестьянский обычай…
– С искаженным от страха лицом Банье вбегает в наше поле зрения!
– Главное – не упустите его!
– Мы замечаем у него в руках обломки гондолы. Он отчаянно смотрит в нашу сторону и бессильно разводит руками, врывается какой-то человек, обнимает его…
– Это Вейра! Быстро уходим отсюда, сейчас же в 4-ю альвеолу! Бросьте этот объектив и идите за мной!
Даже не подумав оставить мне фонарик, Ламбер уже углубляется в трубу, ведущую к выходу. Я слышу, как он скользит, подскакивая, словно огромный паук, вдоль перекладин.
– Когда меня догоните, – вопит он снизу, – поверните направо! Потом проползите тридцать метров влево и взберитесь посередине вертикально, один раз налево и вперед; три направо, поднимитесь, проползите еще пятнадцать метров, и вы у цели!
Полчаса спустя мы добираемся до 4-й альвеолы. Каким образом, спросим мы себя, когда, запыхавшись, туда прибудем, как же я сумел не заблудиться? Подобное везение действительно похоже на чудо…
– Вы все перепутали, – говорит нам Ламбер, прикованный взглядом к объективу, – но все же посмотрите. Это стоило перехода!
Ощупью найдем объектив и понаблюдаем. Стены, где мы оказываемся, увешаны старыми маятниками. На всей мебели, которую мы замечаем, звякают кучи будильников. Ламбер направляет объектив к открытой двери, в которую мы входим. Мы движемся к перегородке, а затем к зеркалу, где появляется отражение комнаты. Вейра, повернувшись спиной, считает банкноты. Изображение затуманивается. Ламбер без объяснений полуоборачивается и возвращается в комнату с маятниками. Двигаясь теперь вдоль стен и обследуя низ мебели, он, очевидно, что-то ищет. Наконец, объектив останавливается на мохнатых ушах, торчащих из буфета.
– Заметили?
– Что, эту собаку?
– Нет, это не собака, а сын Вейра. Не желаю вам столкнуться с этим зверем за поворотом трубы. Как только его ноздри защекочет запах пота редактора, он ныряет в дымоход, который вы заметите чуть дальше, а затем ползет к своей жертве. Он перемещается с быстротой мопеда, и когда вас отыщет, тотчас набрасывается. С его языка ручьем стекает слюна. Он обнимает вас, лижет и отпускает лишь ослабленным, безжизненным, обессилевшим, наполовину утонувшим и задохнувшимся. Если придете сюда один, не забывайте: при малейшем подозрительном шуме нужно вернуться в нишу, запереть за собой дверь на кремальере и подняться на чердак. Этот зверь никогда туда не приходит. На открытом пространстве он становится медлительным.
Ламбер фиксирует оптическую систему на оси, включает фонарик и, не сводя с меня сердитого взгляда, заявляет:
– Теперь, когда вы познакомились с обстановкой, вернемся обратно. Сегодня вечером мне еще придется отлучиться. Не уходите пока. Изучите мой реестр. Ваши предшественники охотно подчинялись действующим здесь правилам и никогда не жаловались. Через пару дней, если пожелаете, вы сможете получить шахтерскую каску и ключ для передвижений. Конец шестой главы.