– У Бледной Руки есть сестра, – изумился он.
– У тебя есть братья или сестры, Антон?
– Только один, – ответил он слишком беззаботным тоном.
Беру сузила глаза.
– Ладно, – нетерпеливо сказала Эфира, – хватит пустых разговоров. Ты знаешь, зачем я тебя сюда привела.
Антон глянул на нее поверх чашки.
– Ты сказала, что тебе нужна моя помощь. Зачем?
Беру взглянула на Эфиру. Если она была готова довериться этому мальчику – довериться настолько, чтобы это ему рассказать, тогда Беру последует за ней.
– Ты знаешь, кто я, – сказала Эфира. – Что я делала.
– Думаю, можно сказать, все знают, что ты делала.
– Да, – ответила Эфира. – Но никто не знает почему.
Люди в страхе шептались об обнаруженных телах, отмеченных Бледной Рукой. У всех находились свои предположения о мотивах убийств. Наказание злых и извращенных. Искажение Дара. Никто не знал правды.
– Я забираю их жизни, – медленно сказала Эфира, – чтобы спасти ее.
Она взглянула на Беру, и между ними проскользнуло молчаливое понимание: сестры могли рассказать этому парню достаточно, но не более того. Не всю правду. Это было слишком опасно.
– Я болела, – сказала Беру. – Долгое время. Эфира использует эши своих жертв, чтобы исцелить меня. Это единственный способ сохранить мне жизнь.
– Почему вы не пригласите целителя?
– Они не могут помочь, – бесстрастно ответила Эфира. Были и другие причины: риск разоблачения, истинная природа болезни Беру, – они препятствовали поиску помощи у кого-то помимо самых беспринципных. – Целители дают клятву. Если бы они знали, что я сделала, чтобы сохранить жизнь Беру… даже если бы они могли помочь нам, то не стали бы.
– А я могу?
– Мы искали то, что сможет помочь, – сказала Беру. – Могущественный артефакт, который, согласно историям, усиливает Дар крови. С помощью его, возможно, Эфира сможет вылечить меня навсегда, и я больше не буду болеть.
– Его называют Чашей Элиазара, – сказала Эфира, внимательно наблюдая за Антоном. – Ты о ней слышал?
Юноша покачал головой.
– Ты знаешь о Войнах Некроманта, – сказала Эфира. Это был не вопрос. Все знали о Войнах Некроманта – самых разрушительных сражениях в истории мира. Задолго до исчезновения пророков король Некромант поднял армию неупокоенных – мертвых, вернувшихся из могилы, – чтобы захватить королевство Херата.
– Король Некромант обладал Даром крови, – продолжила Эфира. – Самым могущественным за многие века. Возможно, самым могущественным с самого появления Даров. Но не вся сила принадлежала ему. Часть ее король Некромант получал из Чаши Элиазара.
Антон заморгал, глядя на нее.
– Так, – медленно сказал он, – ты привела меня в свою крипту, чтобы попросить найти древний артефакт, с помощью которого когда-то подняли армию мертвых? Я все правильно понял?
Эфира даже не вздрогнула.
– Ну а ты можешь?
– Нет.
– Ты врешь.
– Не вру, – ответил Антон. Внезапно он показался уязвимым. – Я действительно… я не вру вам.
– Миссис Таппан сказала, что только ты можешь сделать подобное, – продолжила Эфира. – Что у тебя есть Дар могущественнее всего, что она видела. Она нам соврала?
Антон выдохнул.
– Нет, не соврала.
– Она сказала, что ты можешь отказаться помогать нам, – добавила Эфира.
– Отказаться, – мрачно повторил Антон. – Правильно.
– Ты так это сформулируешь? – спросила Беру.
– Не совсем.
– Знаешь, я многим рисковала, чтобы привести тебя сюда, – сказала Эфира. – Мне не нужно было этого делать. Я могла оставить тебя тем наемникам.
Беру развернулась, чтобы глянуть на нее.
– Каким наемникам?
– Потом, – резко ответила Эфира. А затем обратилась к Антону: – Я только говорю, что, если человек, преследующий тебя, так отчаянно хочет тебя найти, мне не обязательно стоять у него на пути. В действительности, может, мне лучше помочь ему.
Она посмотрела на него тем самым взглядом, как говорила Беру. Взглядом Бледной Руки.
– Она всегда так убедительна? – спросил Антон Беру.
Глаза Эфиры вспыхнули.
– Почему бы тебе не спросить того мертвого священника, насколько убедительной я могу быть?
– Эфира, – сказала Беру. – Позволь мне поговорить с ним.
Эфира бросила на сестру вопросительный взгляд. Та едва заметно кивнула. Угрозами делу не поможешь. Но Беру подумала, что, возможно… возможно, она сможет тронуть его. Потому что под сарказмом и наигранной уверенностью скрывалось то, что было ей знакомо. Страх.