Выстрел!
Рука, тянущая меня вперёд, дёрнулась вбок, но не отпустила, а наоборот — сжала сильнее и практически уронила меня на землю. Брюки вмиг покрылись грязью и кровью. Я ощутила их ткань израненными и саднящими коленями, щиплющими мелкими укусами удара.
— Беги! — кинула мне удаляющаяся спина девушки.
Выстрел!
Мне хотелось закричать — показать тем самым, что я хочу жить, прежде чем моё сердце тоже пронзит пуля убийцы позади. У меня не было сил отбиваться от каменной хватки всё ещё живого и хрипящего от боли в израненном животе мужчины. Он умирал, не давая сделать шагу и мне. Может, ничего не осознавал сейчас. Я бы с простреленным животом тоже мало о чём думала.
Выстрел!
Я вздрогнула, наклонилась к кровавой груди того, из-за кого умру, и выдохнула, когда пуля просвистела где-то совсем высоко. Не зная, что делать, и есть ли в этом смысл, я рванула край своей футболки, свернула кусок ткани в несколько слоев и прикрыла его рану.
Нам всё равно умирать. Зачем она мне. А так я буду знать, что пыталась помочь.
— Догнать! — чёткий приказ и быстрые шаги за спиной.
Я закусила губу от ужаса. Мимо тенями проскочили несколько силуэтов. Так быстро!
Рядом со мной остановились начищенные до блеска чёрные лакированные туфли. От них шли вверх брюки, пересекающиеся у колена плащом.
Страх заставил меня зажать рану сильнее. Делала ли я от этого хорошо? Неизвестно никому. И не станет. Но главное… почему меня до сих пор не застрелили?!
— Кэсс Хайнфил, — низкий насмешливый голос, — я рад.
Выстрел!
Голова ещё секунду назад хрипящего лысого мужчины превратилась в… меня затошнило. Лоб коснулся разомкнувшейся на моей руки Кэсса.
— Пойдём, — продолжил мужчина над головой, — Рэффи, вставай.
Я поняла, что обращались ко мне. Именно поэтому решила откликнуться на собственное исковерканное имя. Язык, казалось, прилип к небу, слипшись с ним так же крепко, как ресницы от слез.
Передо мной появилась рука в белой кожаной перчатке. Идеально белой.
— Ты портишь её, — беззлобно поторопил меня он, — поднимайся.
— Ч-что порчу? — прошептала я.
Даже это было очень тяжело сейчас.
— Саму себя, — хмыкнул он, вздёрнув меня на ноги движением всё той же руки, — идём. Догоним остальных.
Белая кожаная перчатка. У него был вид мужчины лет тридцати. Строгого. С широкими бровями, носом с горбинкой, волевым подбородком и карими глазами. Но не такими, какие бывают у всех. В моём сравнении коричневый в них смешался с кровью от безжалостного убийства сейчас и тех, что он уже совершал, породив оттенок, который невозможно было описать словами. Цвет смерти.
— Я не хочу умирать, — не сдержала всхлипа, глядя в его глаза, и судорожно поднималась, опираясь дрожащей рукой на белую перчатку.
Мужчина сперва замер, затем придирчиво осмотрел меня, а после дёрнул ближе к себе, сжав в тугих крепких объятьях и прошептав на ухо:
— Untersuchung.
Я шагнула дальше от него, аккуратно вынула свою ладонь из его и медленно попятилась, наблюдая за сменой эмоций на его лице. Сомнение его прерывалось негодованием и удивлением. Несколько раз в независимой последовательности.
— Рэффи, — нахмурился он, — это не хорошо.
Я мотнула головой. Так же опасливо и не сбивая шагов.
— Меня зовут Ауфэр, — голос дрогнул и был ужасно осипшим, — простите, но для вас только так.
От него послышался хмык, а после кивок.
— Я прощаю тебя, Рэффи. Neustart.
В голове осталась только одна мысль — бежать! Я дёрнулась.
— Нет? — удивился вновь мужчина, — Traum.
Ноги подкосились. Я успела запомнить приближающуюся землю, прежде чем в глазах стало темно.
***
Легкая ненавязчивая мелодия проникала в уши. Колёсная лира, кажется. Смутно знакомый мотив. Хм. Кажется, кто-то повторял мне об этом совсем недавно. А я смеялась и восхищалась тому, как музыка плавно выходит из деревянного ящика.
У него был талант. Он называл это блажью.
Я открыла глаза и взглянула на источающую звук колонку у самого окна. Неживая мелодия будто только от осознания начала вгрызаться в голову калибром толстой столовой вилки с посеребрённым основанием.
— Я велел тебе спускаться, Рэффи, — беззлобно сказал, поправляя воротник рубашки, мужчина, — а ты решила заняться прослушиванием старья. Ничего нового, — он усмехнулся, — ты же понимаешь, что если ты не встанешь и не начнешь одеваться, то мы опоздаем.
Он только что вышел, кажется, из ванной и подошёл к оцепенело лежащей на кровати мне. Я и представить не могла, что мне сейчас делать и что отвечать. Стоило бы придумать какой-то банальный ответ, однако в голове вертелись странные образы. Например, отсутствующие на его руках белые перчатки.