Все началось в тот год, когда мне исполнилось три. Я мало что помнила, кроме одного беспокойного дня, когда мама плакала больше всего. Она делала это раньше, но что может понять настолько невеликий ребенок, уже тогда осознающий, что она слаба? Я презирала её за это до поздней юности. Жалела почти всегда, но не могла понять, почему она не делает даже вздоха без чьей-либо помощи.
Отец же был воплощением силы. Весёлый, большой, разрешающий мне всё на свете. Вероятно, любящий только меня. Я хотела быть похожей на него.
Особенно в тот день. Он приносит домой завёрнутую в мерзкий розовый комбинезон дочь, прямо говорит маме о любовнице, оставляет ребенка на кресле у камина и идёт в свой кабинет — его ждала работа.
Она не сказала ему и слова. Лишь поплакала в коридоре, пока я разглядывала нового члена семьи, ревущего до красноты, затем долго не решалась приблизиться, а после… выбросила меня как что-то ненужное, заменив на вечно ноющую Тильду. Мама дала ей другое имя — не стала оставлять пресловутое «Дарья», данное, как выразился отец, «безродной идиоткой, посмевшей подкинуть ему девчонку».
Но моё отношение к сестре было спровоцировано совсем не этим. Как же пела моя душа, когда папа раз за разом прогонял подросшую Тиль из своего кабинета, в который пускал только меня. Только я была «Дочь», только я могла попросить что угодно, только я не наказывалась за проделки.
Её же он не принимал и обращался к ней лишь при необходимости. Я относилась к ней ровно так же, как делал это он. Холодно, лишь изредка поддевая или давя.
Моя мать приняла Тильду, поставив её на моё место, в то время как наш общий папа был к ней равнодушен. Мне даже не нужно было делать выбор в пользу любимого родителя.
— У меня нет друзей, — прошептала срывающимся голосом она, — никто не хочет играть со мной.
Я упала в широкое кожаное кресло и пожала плечами, уткнув нос в телефон.
— Видишь? — не отрываясь от очередной завлекательной игрушки, — если никто не хочет с тобой дружить, то почему должна я?
— Но ты обещала, — она, наконец, захлопнула короб из-под сигар и понесла его к каминной полке.
Слишком высокой для её роста — нужно было встать на носочки, чтобы подтолкнуть краем пальцев.
— Что ты делаешь?! — в проёме застыл готовый разразиться громом папа, — не трогай здесь ничего! Кто тебе разрешил?!
Я села с улыбкой, готовая внимать её оправданиям. Но в последний момент:
— Это я уронила их, папа, — отложила телефон на подлокотник, — прости. Мне захотелось рассмотреть эмблему, а Тильда помогла мне собрать.
Я смотрела в теплеющие отцовские глаза и виновато улыбалась. Он направился ко мне, сел на широкий холодный от кожаной обивки диван и забросил ногу на ногу.
— Ничего страшного, Фейри, — он называл меня так обычно, — я не злюсь на тебя, — не смотря на то, как младшая дочь пытается сунуть сигары на полку, — через неделю я отправляюсь во Францию.
Я нахмурилась. Он продолжил:
— У меня дела в Ницце, но в этот раз я планирую остановиться у своего друга, поэтому, как и обещал, возьму тебя с собой.
Я рывком вскочила на кресло ногами, сандалии скрипнули по обивке, а я сама упала на широкий подлокотник, обняв отца.
— А… а я? — всё ещё держала тонкими пальчиками короб Тиль, — могу я тоже поехать?
Обычно она старалась на него не смотреть, но только не сейчас: её взгляд буквально горел надеждой. И как же было привычно видеть то, как она угасает.
— Ты останешься с Клаудией, — только и сказал отец.
Ему будто было всё равно. А ещё он никогда не называл маму не по имени. Даже когда говорил о ней мне.
— Ницца, — болтнула ногами я, — ты часто там бывал?
Он взглянул на часы, поджал губы и ответил:
— Достаточно часто, — его ладонь скользнула по моей макушке, — мне пора уезжать, Фейри. Обсудим это за ужином.
Я пожала плечами.
— Как скажешь, — вернулась к телефону я.
Через минуту его автомобиль вынырнул из-под автоматических ворот и рванул мимо декоративного заборчика, у которого целый день крутился садовник.
— Ты не сказала, что я всё рассыпала, — всё так же понуро стояла сестра.
Я подняла на неё взгляд.
— Ты скажешь маме, что сама не хотела гулять сегодня, — поставила её в безвыходное положение.
Такими как она и мама было легко манипулировать. Я научилась этому у отца.
***
Город. Либэн. И я — одна из миллиарда точек его существ. Крохотная звезда его вселенной.