Круг четвертый
«Проще, веселее, мобильнее, безопаснее!»
Хватит твердить нам о «городе» и «деревне», а уж тем более об их застрелом противопоставлении. То, что простирается вокруг нас, не напоминает об этом ни близко, ни отдаленно: это единая урбанная пелена, бесформенная и беспорядочная, это скорбная, неопределенная и беспредельная зона, мировой континуум музеифицированных мегацентров и национальных парков, жилых массивов и огромных агропромышленных хозяйств, промзон и земельных участков, сельских гостиниц и продвинутых баров. Это метрополия. Города были в Античности, в Средние века и Новое время, но их нет при Метрополии. Метрополия стремится к тотальному синтезу территории. В ней все сосуществует, но не столько географически, сколько через сочленение ее сетей.
И именно потому, что город на грани исчезновения, сейчас его, так же, как и Историю, предают фетишизации. Лилльские мануфактуры превращаются в зрительные залы, бетонный центр города Гавр внесен в список наследия Юнеско. В Пекине были разрушены хутонги,[25] окружающие Запретный Город, а неподалеку были сделаны их искусственные реконструкции на потеху любопытствующим. В Труа фахверковые стены налепляют на блочные здания. Это искусство стилизации чем-то напоминает магазинчики в викторианском стиле, встречающиеся в парижском Диснейленде. Исторические центры, испокон веков бывшие очагами бунтов, послушно занимают свои места в организационной схеме метрополии. Они отданы туризму и престижному потреблению. Они — островки торговой феерии, поддерживаемой с помощью ярмарок, особой эстетики и сил правопорядка. Удушливая слащавость рождественских рынков всегда дается ценой усиления охраны и муниципальных патрулей. Контроль идеально вписывается в товарный пейзаж, показывающий всякому, кто готов его увидеть, свой авторитарный оскал. Мы живем в эпоху эклектики, смеси из мотивчиков, раздвижных дубинок и сахарной ваты. А уж сколько полицейского наблюдения стоит за всем этим — просто загляденье!
Этот вкус к «аутентичному в кавычках» и сопровождающему его контролю приходит вместе с буржуазией, колонизирующей народные кварталы. Покидая самые центральные районы, она ищет тут «бурление местной жизни», которую она никогда не обнаружит среди домов, построенных компанией «Феникс».[26] Исторгая бедных, машины и иммигрантов, обустраивая чистенькое местечко, изгоняя микробы, она разрушает то самое, что ее сюда притянуло. На муниципальном плакате дворник пожимает руку стражу порядка, и надпись: «Монтобан — чистый город».
Корректность, обязывающая урбанистов говорить уже не о «Городе», который они разрушили, а об «урбанном», должна бы побудить их перестать говорить и о «деревне», которой больше нет. На ее месте остался пейзаж, выставляемый напоказ стрессированным и потерявшим корни толпам, и прошлое, которое теперь, когда крестьяне были почти уничтожены, стало так удобно инсценировать. Это маркетинг, разворачиваемый на «территории», где всему должна быть придана ценность, где все должно составить наследие. И всюду, вплоть до самых затерянных церквушек, воцарился отныне один и тот же ледяной вакуум.
Метрополия — это одновременная смерть города и деревни, на перекрестке, куда стекаются все средние классы, в среде этого класса середины, который все растет и ширится, совершив сначала исход из деревни, а затем начав двигаться в пригороды. В оглянцовке мировой «Дома Феникс»[27] территории кроется цинизм современной архитектуры. Лицей, больница, медиатека — все это вариации на одну и ту же тему: прозрачности, нейтральности, однородности. Здания, массивные и без особых качеств, спроектированные без необходимости знать, кто их будет населять, и которые могли бы быть здесь, а могли бы — в любом другом месте. Что делать со всеми этими небоскребами кварталов Дефанс, Пар Дье, Евролилль? Одно выражение «новый с иголочки» резюмирует все их предназначение. После того, как повстанцы сожгли Мэрию Парижа в мае 1871 года, один шотландский путешественник свидетельствовал о необычайном великолепии горящей власти: «(…) Мне даже и не снилась подобная красота. Это бесподобно. Люди Коммуны — ужасные негодяи, я с этим не спорю. Но зато какие творцы! И они даже не поняли, какое произведение искусства создали своими руками! (…) Я видал руины Амальфи, залитые лазурными волнами Средиземноморья, руины храмов Тунг-хора в Пенджабе. Видал и Рим, и еще много что. Но ничто не сравнится с тем, что открылось в тот вечер моему взору».
26
27
(Maisons Phenix) — крупнейшая во Франции компания, строящая на заказ индивидуальные дома и предлагающая самые умеренные цены на рынке.