Круг шестой
«Окружающая среда — новый вызов мировой промышленности»
Экология — вот открытие года. Предыдущие тридцать лет мы оставляли экологию зеленым, звучно смеялись над ней по воскресеньям и принимали озабоченный ею вид в понедельник. И вот она нас настигла. Она на всех волнах, подобно летнему хиту, потому что на дворе декабрь, а температура воздуха — плюс двадцать. Океаны лишились одной четвертой видов рыбы. Оставшимся видам тоже осталось недолго. Тревога, птичий грипп! И вот нам обещают отстреливать перелетных птиц сотнями тысяч. Содержание ртути в материнском молоке в десять раз превышает допустимую норму ее содержания в коровьем. Кусаю яблоко, и губы разбухают — а ведь оно было куплено на рынке. Самые простые движения могут отравить. В тридцать пять лет наступает смерть от «долгой болезни», которой распоряжаются так же, как и всем остальным. Нужно было подумать о последствиях раньше, до того, как эта болезнь привела нас сюда, в корпус «Б» Центра паллиативного лечения.
Признаемся себе: нас не трогает вся эта «катастрофа», о которой нам теперь так громко вещают. По крайней мере, до тех пор, пока она не настигнет нас в виде одного из своих ожидаемых последствий. Безусловно, она касается нас, но не трогает. И в этом как раз и состоит вся тяжесть катастрофы.
Нет «катастрофы окружающей среды», сама окружающая среда и есть катастрофа. Окружащая среда — это то, что остается человеку, когда он все потерял. У тех, кто живет в квартале, в долине, в мастерской, нет «окружающей среды», они живут в мире, полном присутствий, опасностей, друзей, врагов, очагов жизни и смерти и всякого рода существ. У этого мира есть своя устойчивость, более или менее ощутимая, в зависимости от интенсивности и качества связей, которыми они объединены со всеми этими существами и местами.
Это только у нас есть окружающая среда — у детей последней степени лишения, у изгнанников апокалипсиса, рождающихся на свет в бетонных коробках, собирающих фрукты в супермаркетах и ловящих эхо большого мира из телевизора. Мы сами стали свидетелями своего уничтожения, как будто речь идет о простом изменении атмосферы, мы негодуем по поводу последних подступов катастрофы и терпеливо составляем ее сводки. В выражении «окружающая среда» зафиксировано отношение к миру, основанное на управлении, то есть на дистанции, чуждости. Отношение к миру, из которого мы исключили шорох деревьев, запахи жареного, доносящиеся из окрестных домов, журчание воды, гул школьного двора, влажность летних вечеров. Отношение к миру, в котором есть место лишь для меня и среды, которая, окружая меня, не является моей частью. Мы — словно бы соседи на планетарном заседании товарищества собственников. Трудно вообразить себе более адскую картину.
Ни одна материальная среда не заслуживает называться «окружающей средой», кроме, разве что, современных метрополий. Цифровой голос объявлений из громкоговорителя, свист трамваев XXI века, синеватые огни уличных фонарей в форме гигантской спички, пешеходы, загримированные под неудавшихся манекенов, тихое вращение камеры видеонаблюдения, хрустальное позвякивание турникетов метро, касс супермаркетов, офисных пропускных систем, электронная атмосфера интернет-кафе, оргия жидкокристаллических экранов, бегущих дорожек и латекса. Никогда еще городское пространство столь прекрасно не обходилось без живых существ, его пересекающих. Никогда еще среда не была столь автоматизированной. Никогда еще контекст не был столь индифферентен и не требовал, в свою очередь, столь же полного безразличия от тех, кто хочет в нем выжить. По большому счету, к этому и сводится окружающая среда'. это отношение к миру, присущее метрополии, которое она распространяет и на все, что выходит за ее рамки.
Ситуация такова: наших отцов использовали для разрушения этого мира, а нас теперь хотят заставить работать на его восстановление, причем так, чтобы, для полного счастья, это восстановление было еще и рентабельным. За болезненным возбуждением, которое овладевает отныне журналистами и рекламистами при каждом новом доказательстве глобального потепления, прячется железный оскал нового зеленого капитализма, того, который заявлял о себе уже с 1970-х годов, которого так ждали на сломе веков, но который так и не пришел. И вот, наконец, он объявился! Экология — это он! Альтернативные решения — это тоже он! Спасение планеты — это тоже он! Не остается никаких сомнений: дух времени окрашен в зеленый цвет. Окружающая среда станет движущей силой политэкономии XXI века. Каждая новая вспышка катастрофпзма сопровождается отныне целой вереницей «промышленных решений». Изобретатель водородной бомбы Эдвард Теллер предлагает распылить миллионны тонн металлической пыли в стратосферу, чтобы остановить глобальное потепление. Агентство NASA,[35] крайне удрученное тем, что его мега идею противоракетного щита пришлось отправить в музей фантасмагорий холодной войны, обещает установить на лунной орбите гигантское зеркало, чтобы защитить нас от отныне пагубных солнечных лучей. Еще одно футуристическое видение: моторизованное человечество, ездящее на биоэтаноле от Сан-Паоло до Стокгольма; мечта босеронского производителя зерна, ради которой, в конечном счете, всего-то и потребуется, что превратить все пахотные земли планеты в соевые и свекольные поля. Дружественные к окружающей среде машины, чистая энергия, экологический консалтинг мирно сосуществуют с последней рекламой «Шанель» на глянцевых страницах иллюстрированных журналов.
35
NASA (англ.