— Это ваш дом? — спрашивает Евгения.
— Мой? Зачем? — усмехается Стерн. — У нас нет ничего своего. Это дом Мировой Коммуны. Я здесь живу.
— Какое роскошное здание! — восхищена Евгения.
— У нас все дома такие… Ну, войдите в лифт.
Нажим кнопки. Лифт несется вверх, отзванивая этажи. Площадка третьего этажа.
В комнатах тот же золотой свет, та же далекая, тихая музыка. Яркие пятна картин на стенах. Выпуклости художественной лепки на потолке. Ноги мягко ступают по играющим краскам на пушистых коврах. Переплелись красочные линии по шелку мебели, портьер и гардин. Всюду цветы, цветы. Тонкий запах.
— Эти комнаты предоставляются вам. Эта — вам, а та — вам, — указывает Стерн. — Если вам не нравится это освещение, то…
Он подводит их к небольшому ящику в стене. В ящичке полукруг стеклышек всех оттенков. Стрелка указывает на золотистое стеклышко.
Поворот стрелки. Комнату заливает теплый рубиновый свет. Еще поворот — лиловый, серебристый, фиолетовый… Опять золотой.
— Каждый гражданин может выбирать по своему вкусу мебель, украшения комнат. Надо сообщить только по идеографу в коммунальное бюро своего дома…
— Но это все не дается же даром, — замечает, потрясенный впечатлениями, Викентьев. — Надо же быть чем-нибудь полезным обществу. К чему мы пригодны в этом новом мире?
— Вы можете свободно распоряжаться собою, — отвечает Стерн. — Выбирайте любой род деятельности.
— Но если мы ничего не сумеем делать? — спрашивает Евгения.
— Сумеете.
— А если не захотим?
— Захотите, — загадочно улыбается Стерн. — Никто вас не будет заставлять, но вы захотите сами работать…
Викентьева и Евгению мучают голод и сон. Стерн кивает головой:
— Да, да, я знаю. Ведь, благодаря идеографу, вы не можете скрыть ничего. У нас нет тайн и нет лжи.
— Да, мы хотим есть и спать.
— Есть и спать! Устарелые понятия. Я не дам вам ни есть, ни спать, но вы будете сыты и бодры.
Он открывает дверь в соседнюю комнату. В ней почти нет мебели. Две ванны, накрытые стеклянными колпаками; никелированные краны; душ, металлические цилиндры.
— Сейчас вы будете сыты и бодры, — повторяет Стерн.
— Разденьтесь и садитесь в эту ванну.
— Как? При вас? При нем? Мне стыдно!
Стерн не понимает, отчего ей стыдно. Разве это дурно — раздеться и сесть в ванну с питательной жидкостью?
— Я женщина. Я не могу при мужчинах.
Почему женщине стыдно? Стерн решительно ничего не понимает. Ведь у нее нет никакой дурной болезни.
Идеограф отчеканивает тайные чувства Евгении. Мало-помалу Стерн начинает понимать. Половой стыд — предрассудок старины…
— Нам неведом этот стыд. У нас нет нечистых мыслей, присущих эпохе насилия, лжи и условностей… Разденьтесь же. Вы сами не сможете устроить это… Я должен вам помочь.
Евгения покоряется, потупив глаза и краснея. Стерн накрывает ванны стеклянными колпаками, открывая краны. Ванны наполняются бесцветной жидкостью с пряным ароматом.
Каждая пора тела жадно всасывает эту пахучую жидкость. Тело становится упругим, мышцы наливаются силою, быстрее бежит кровь по артериям и венам, четко работает ум. Бодрая теплота разливается по всему телу.
Стерн открывает крышки.
— Эта питательная жидкость восстанавливает разрушенную материю, питает клеточки, проникая всасыванием в поверхностные кровеносные сосуды, а оттуда в вены и артерии, — сообщает он. — Желудку нечего делать в наше время… Теперь станьте под душ. Несколько неприятное ощущение — и пройдет сонливость.
Из душа льется ослепительно яркий сноп лучей. По всему телу пробегает жгучее колотье. Легкая судорога передергивает лицо.
— Радиоактивный душ поглощает яды и убивает бациллы, образующиеся в клеточках мозга во время бодрствования и вызывающие сон, — объясняет Стерн.
Неприятное ощущение проходит. Викентьев и Евгения, бодрые, полные энергии, одеваются.
— Неужели в ваше время никогда не спят? — удивляется Викентьев.
— Нет, мы не спим. Спят только мертвые. Мы экономим на сне и живем вдвое больше, — улыбается Стерн. — Ну, теперь я вас оставлю. Когда я вам понадоблюсь, вызывайте меня, где бы вы не были, по идеографу № 0.0073.
Аппарат идеографа на стене дает три коротких звонка и четко произносит:
— Викентьев! Моран!
Они прижимают чашечки идеографа к вискам. Свет в комнате гаснет. Но экране, над идеографом, огромная атлетическая фигура. Черные острые глаза. Энергичное лицо с острым подбородком, с твердым очерченным тонким носом и выпуклым лбом.