Нет! Ни за что! Кингстон-Литтль не согласится очистить Бродвей. Разве в Нью-Йорке только четыре танка? Двиньте белые танки против красных. Начальник штаба патриотов на Бродвей-стрите, тряся своей метелкой-бородой, разводит руками; броневые части вообще ненадежны. Танки ненадежны. Командование сознательно не двигает их в бой, потому что… Потому что в броневых частях служат обыкновенно горожане. А городские рабочие, мистер Кингстон-Литтль, это городские рабочие. Да!
Бронированные гусеницы переползают через последние заграждения патриотов. Кингстон-Литтль выходит из клуба «Пятиконечная Звезда» и садится в автомобиль. В эту минуту на его колени падает сверху четырехугольный красный листочек. Кингстон-Литтль подносит его к глазам:
«Бостон в руках коммунистов. В Англии восстала половина флота».
Восковые пятна проступают на щеках и на лбу Кингстон-Литтля. Он комкает красный листок и кричит шоферу:
— Черт вас возьми! Что вы возитесь там? Трогайте, черт вас возьми!
На углу Бродвея, в аптеке — перевязочный пункт. С Сэмом случилась маленькая неприятность. Пуля впилась ему в левое плечо как раз в ту минуту, когда он целился в Кинг-стон-Литтля, усаживающегося в автомобиль. Ах, как жаль, что ему не удалось уложить этого мошенника.
В дверях аптеки Сэм сталкивается носом к носу с Джеком Райтом. Сэм разевает рот, выпучивает глаза и смотрит на Джека Райта.
— Что вы так уставились на меня, товарищ?
— Я… вы… Кингстон-Литтль… Бомба… — лепечет Сэм.
— Какая бомба? Где бомба?
— Разве вы не в тюрьме, мистер Райт?
— Как видите, милый, я не в тюрьме.
— И вам ничего не сделали?
— Как видите.
Сэм забывает про свою рану. Он хватает Джека Райта за руку и тянет его в уголок аптеки.
— Я должен сказать вам что-то, мистер Райт.
— Но, может быть, время терпит, мистер? У вас плечо в крови. Сделайте себе раньше перевязку.
— Нет, нет, мистер Райт. У меня болит в другом месте, вот здесь, — стучит себя в грудь Сэм. — Перевязка не поможет.
— Чудак! — пожимает плечами Джек Райт и отходит с Сэмом в угол. Сэм пыхтит. Он не знает, с чего даже начать. И вдруг выпаливает:
— Это я бросил бомбу!
Райт недоуменно смотрит на него.
— Тогда… Пятнадцатого числа… Из вашего клуба «Пятиконечная Звезда»…
— Вы? Зачем же вы это сделали, мистер? Кто вам ее дал? Джек Райт сверлит блестящими глазами Сэма.
— Кто вам дал бомбу?
— Кингстон-Литтль, мистер.
— Кингстон-Литтль? Лично?
— Лично. Сам. У себя на квартире.
— Вы были патриотом, мистер?.. Не знаю, как вас зовут.
— Сэм. Меня зовут Сэм… Я был патриотом. И безработным. Кингстон-Литтль заплатил мне двести пятьдесят долларов…
— Ага! Ага! Отлично, мистер Сэм! Отлично! Делайте скорее свою перевязку.
— Мистер Райт. Еще одно словечко. Кингстон-Литтль уверял меня, что это не бомба, а хлопушка.
— Ладно, ладно, Сэм. Ждите меня здесь. Через десять минут мы поедем.
В дверях Джек Райт останавливается на минуточку в раздумьи и возвращается к Сэму.
— Слушайте, товарищ. Вы не боитесь рассказать все это на митинге патриотов в лицо самому Кингстон-Литтлю?
— О, мистер, я брошу все в лицо этому мошеннику. Я ничего не боюсь.
— Отлично, мистер Сэм, отлично!
В большом крытом пакгаузе у гавани, тускло освещенном несколькими угольными лампочками, выступает Кинг-стон-Литтль. Его коротенькое, толстенькое тело взгромоздилось на тюк с хлопком, заменяющий трибуну. Он машет руками, точно птица крыльями, и бросает в тесную, плотно сбитую толпу патриотов свою идею срыва великой забастовки:
— Завтра с утра на всех фабриках Нью-Йорка начнется прием новых рабочих. Идите работать. Вы получите двойную плату. Патриоты должны помочь правительству справиться с этой чумой, занесенной к нам из Москвы. Двойная плата и акции компании «Гудбай», дающие высокий дивиденд, в рассрочку каждому патриоту.
Человек десять проталкиваются к Кингстон-Литтлю.
Они окружают тесным кольцом Сэма и пробивают себе дорогу локтями и кулаками. Они кричат во всю силу своих глоток «ура», как и настоящие патриоты, и им очищают дорогу. И, пробившись к тюку с хлопком, Сэм кричит Кинг-стон-Литтлю:
— Мистер Литтль! Мистер Литтль! Я хочу сказать несколько горячих слов. Я только что из Бродвея, из самого гнезда красных. Дайте мне слово.
— Пусть говорит! — кричат во все горло десять человек, сгрудившись вокруг Сэма.