И, быстро одевшись, Ундерлип вышел на палубу. Правильно. Канонада. Бьют большие морские орудия.
Впереди, над вздувшейся, как гора, зеленой грудью океана, на тонкой, розовеющей ниточке горизонта, всходил огромный красный шар солнца. И на медном диске солнца курчавились дымки. Они таяли, опять всплывали и опять таяли, — клубистые дымки с шапками завитков наверху, точно грибы из огня и дыма.
Ундерлип взбирается на капитанский мостик. Смотрит в морской бинокль. Долго и внимательно. Темные продольные полоски с хвостами дыма суетятся на горизонте и выбрасывают пламенные комочки, выплевывают огненные струйки.
— Слава богу. Война началась. Она вернет Америке закон, правительство и порядок.
— Вернет, мистер. Дай бог!
— Дай бог!
— Только я думаю вот что: нам надо переждать. Соваться в эту кашу…
— …неблагоразумно, — подхватывает Ундерлип.
Мистер поставил условием четыре дня. Сегодня четвертые сутки. Если бы не бой, который, дай бог, вернет Америке правительство, закон и так далее, капитан взял бы финиш. Но ведь этот бой не входит в расчет?
Ундерлип считает приз за капитаном. То, что помешало ему выполнить условие, есть форс-мажор. Что такое форс-мажор? Это стихия, случай, капитан. В данном случае форс-мажор играет на руку Ундерлипу, и он ничего не имеет против…
Раз форс-мажор не меняет условий, капитан Баррас ничего не имеет против форс-мажора. Он с легким сердцем кричит в рупор:
— Стоп! Тихий ход!
— Минимальный ход, — повторяет Ундерлип.
К вечеру канонада затихает. Дымки перестают всплывать на горизонте. Вместо дымовых грибков по горизонту тянутся черные длинные хвосты дыма, идущие из труб судов.
Эти хвосты становятся длиннее. Черные продольные полоски на горизонте вырастают в сигаровидные силуэты. Капитан Баррас долго не отрывается от бинокля. Потом восклицает:
— Вот те на! Семь чертей с бабушкой!
— В чем дело, капитан?
— Дело дрянь, мистер. Красные вымпела. Отчего они красные, если они английские?
— Красные? Быть не может!
Ундерлип глядит в бинокль и убеждается в том, что вымпела действительно красные.
А тем временем капитан, определив их число, забывает про родню черта и растерянно произносит:
— Их, этих красных вымпелов, пятьдесят с чем-то. А в нашей эскадре их было тридцать. Откуда еще двадцать? Неужели и английские?
И, не дожидаясь ответа Ундерлипа, капитан Баррас вторично прибегает к «штучке».
— Налево! Полный ход!
— Максимальный! — суфлирует Ундерлип.
— Наибольший! — покорно повторяет капитан.
Яхта мчится на всех парах вдоль фронта двух соединенных эскадр с красными вымпелами — английской и американской.
XV
Яхта Ундерлипа скользит вдоль приближающейся линии эскадры. Но на этот раз фронт вдвое длиннее, и капитан Баррас в отчаянии машет рукой:
— Ничего не выйдет, мистер. Теперь нам из ловушки не выйти.
Ундерлип клокочет. Как? Переплыть океан, уйти от красных для того, чтобы попасть в пасть красным?! Невозможного для Ундерлипа не существует. Сколько будет стоить? Сколько? Полмиллиона? Ундерлип платит полмиллиона долларов за свою жизнь! И за полмиллиона невозможно? Ни за какие деньги невозможно? Этого не может быть. За деньги все можно.
Ундерлип в полном недоумении. Он не может себе представить, что деньги не всегда имеют силу. Он знает, что они всегда — сила. Король хлеба выглядит мокрой курицей.
И все же звезда Ундерлипа горит. Совершенная случайность. В самую последнюю минуту, когда флот находится в какой-нибудь полумиле расстояния от яхты, к небу взлетает яркая ракета. Это, по-видимому, сигнал. Фронт эскадры разрывается на две части. Обе половины перестраиваются треугольниками. Основания треугольников друг к другу. Вершины врозь. Обе эскадры начинают удаляться друг от друга: одна на север, а другая на юг. Между удаляющимися эскадрами образуются ворота. Они становятся шире и шире, и яхта старается проскочить через эти ворота.
— Максимальнейший ход! — диктует капитану Баррасу Ундерлип.
— Надо пролететь! — кричит он.
— Наоборот, надо проползти, — противоречит капитан Баррас.
— Но почему?
— Потому…
— Яхта пока еще принадлежит мне? — кричит Ундерлип. — Я требую точного ответа: почему?