Что было дальше смутно проступает в памяти и сразу исчезает, покрываясь темной бессознательной пеленой. Взрыв, чудовищной силы взрыв. Разверзается корявая пропасть в чреве рассерженной злой земли. Я падаю в яму, и на меня летят изуродованные тела людей и клонов. Оторванные руки, кровавые фаланги пальцев, тряпки, обернутые вокруг ног. Заляпанные сапоги и продырявленные каски. Грязь. Серая человеческая грязь. Я кричу, и в моих глазах бесконечно темнеет.
-- Жанна! Давай поиграем! Смотри, какое красивое солнышко!
-- Да, Марти! Оно вышло глазеть на нас!
В широкое панорамное окно пробился первый луч света. Я очнулся на белой больничной койке. Израненное тело ломит, суставы тревожно болят, во рту сухо. Я весь искалечен на проклятой войне, стянут стерильными белоснежными бинтами. Надолго прикован к постели.
Сколько я пролежал в военном госпитале, я не помню. Периодически проваливался в вязкое забытье. Иногда меня навещали врачи в белых халатах. Часто к ним присоединялся какой-то высокий полковник в сером кителе. Люди разговаривали между собой вполголоса, но я не слышал, о чем. Указывали пальцами на меня, хмурились и качали головами...
Мне повезло. Вскоре я пошел на поправку, смог самостоятельно сидеть, а потом, -- вставать и ходить. Мои израненные конечности и поврежденные органы пришли в норму. Я полностью выздоровел.
Пока я залечивал свои раны, военный конфликт завершился, и нужно возвращаться домой. Там меня ждут любимые родители, отец и мать.
Ранним солнечным утром я взбежал по ступенькам старого крыльца, постучался в знакомое окно маленького домика, рядом со светлой зеленой лужайкой. Как я хотел увидеть Жанну, свою детскую подружку, но она, наверняка, еще спит.
Мне долго не открывали, тогда я приложил к внешней панели собственный магнитный ключ, и дверь приветливо распахнулась. Я вошел в свой дом. Милый родительский дом, как я скучал по его родным запахам, старым обоям и теплому пледу в доисторической кресле-качалке! Скоро я поцелую свою маму, пожму крепкую руку отца...
-- Кто вы такой? Что вам нужно? -- из комнаты вышел седой сухонький старик в полосатой пижаме.
-- Папа! Это я, Мартин! Я вернулся!
-- Убирайтесь! Наш сын погиб на войне.
-- Джон, что тут происходит? -- на крик выбежала испуганная мать, закутываясь в махровое одеяло.
-- Мамочка, неужели, ты не узнаешь меня?
-- Нет, молодой человек! Я вас не знаю.
-- Но я ваш сын!
-- Вы нисколько на него не похожи. Уходите. У нас все дома!
-- Но, послушайте...
-- Убирайся прочь, грязный китаец! -- отец не шутил, он уже снял со стены винчестер и нацелился в мою грудь.
«Грязный китаец?» Почему? Разве я похож на китайца? Что сделали с моим лицом в военном госпитале? Я хотел посмотреться в зеркало, но строгий старикан угрожающе взвел курок. Я закрыл лицо руками и в отчаянии бросился на улицу.
Долго я сидел на холодной земле, не понимая, что происходит. Может быть, я перепутал дом? Приехал в другой город, зашел на чужую улицу? Но, нет. Этого не может быть! Вот та самая зеленая лужайка, две скамеечки и железная качель.
Послышался детский озорной смех. Девочка с огненно-рыжими волосами тащила за руку веснушчатого мальчонку. Тот спотыкался и падал, но вновь поднимался и бежал рядом с подружкой. Вскоре дети приблизились, и я ненароком посмотрел на мальчика. Я обомлел. Это был я! Маленький я. Мартин. Точная копия меня, в возрасте десяти-одиннадцати лет. Значит, родители, не дождавшись солдата, вырастили мальчика-клона, и им оказался не нужен взрослый сын? За что? Почему?