— Хочешь помыть? — стоя у машины спросил Федя.
— Нет, — ответила она, поднеся инструмент, словно автомат с оптическим прицелом, на уровень левого глаза, а правый зажмурила и сухо скомандовала: — руки за голову!
Ухмыльнувшись, мойщик сомкнул лапы за затылком и улыбаясь посмотрел на неё.
— Мордой в капот!
И вновь он повиновался, чуть не засмеявшись своему отражению в черном металле.
— Так и стой!
Девушка повесила пушку на место и побежала в комнатку мойщиков.
Как только она сорвалась с места, Федя поднял взгляд и увидел в размывающем соседний бокс пластике её силуэт, словно расправляющий крылья. Он живо направился за ней. Из комнаты доносился её смех.
Войдя в комнату, мужчина обнаружил на своей постели босую, оставшуюся в одних джинсах девушку, похотливо разбрасывающую волосы и лапающую себя за груди, испепеляя его взглядом одержимых глаз. Это была уже не та величественная персона, которую он встретил в метро.
Внезапно, тишину напряженного мгновения порвал резкий гул, и сию же секунду, испуганный визг Кати – причиной был всего лишь включившийся компрессор. Мойщик, впрочем, тоже вздрогнул от этой поругавшей тишину композиции, и девушка пуще прежнего зашлась хохотом.
Между делом, едва трезвый от происходящего мужчина ещё соображал, что компрессор мог включится только потому, что где-то в ремонтной зоне понадобился воздух для оборудования. Это означало, что кто-то ещё работал. По этой причине следовало бы потушить на мойке свет – что Федя мигом, под шумок, и побежал реализовывать.
Вбежав обратно в комнату, он запер дверь на ключ и направился к вальяжно развалившейся в его постели блондинке.
Этот мужчина не принимал душ уже более десяти дней. Утром его посетила такая мысль – но он решил, что ни к чему. И тем более, даже если бы он заранее знал, что сегодня нужно будет встретится с владелицей плеера и посидеть с ней в макдаке – его вонь осталась бы при нём, под пуховиком, и никто бы её не почуял! Иного расклада, как оценивал он, и быть не могло.
Эта женщина не занималась сексом больше трёх недель. Она очень надеялась на ту ночь пятницы, но единственный не занятой парень доверия не вызывал. Тот факт, кстати, что резинки в комнатке мойщика тоже не имелось, её нисколько не взволновал. Она была исполнена энергии. Катя не раз в своей жизни предавалась незащищённому сексу – правда, только с теми парнями, которых хорошо знала.
Этой же ночью она получила удовольствия больше, чем за всю прожитую пятилетку. И заключалось оно отнюдь не в коитусе.
За эти года её трахали утончённые, чистые, благоухающие парни с кубиками прессов. Они обращались с нею бережно, и за исключением шлепков, даже весьма почтительно. Вынужденная, как и всякая прекрасная кукла из её окружения, разработать попку и горло, Катенька несла свою службу и получала удовольствие – но верно ощущала, что может быть гораздо круче. Так получалось, что для всех она была объектом преклонения, красивой вещью, статусной самкой. Мальчики-пудели, брутальные мачо с педикюром; даже редкие господа с сединами, ухоженные, как пупсы – все они обращались с нею почти одинаково и делали одно и то же. Этот же мужичара получал её в совершенно иных обстоятельствах и был слишком хорош, чтоб ограничиваться с ним джентельменским набором.
В первые двадцать минут он шустро поимел её во все дырочки, после чего завалился отдыхать. Девушка же, не доведённая до высшей точки, но всё равно очень весёлая, неожиданно принялась фанатично вылизывать его мошонку. Федя подивился, но виду не подал. И всё бы ничего, но насладившись яйцами, чертовка переключилась на ляжки и дошла до лодыжек. Надо заметить, её особенно впечатлили его пальцы ног – таких жёлтых и потрескавшихся ногтей она никогда и ни у кого не видела. На его вопросы "какого чёрта ты делаешь?" Катенька экзальтированно причитала только, что он поможет ей испачкаться – и поможет ей очиститься! Мойщик эту мантру не разбирал, да и краем мозга понимал, что нет причин теперь чему-либо сопротивляться. Вдруг девушка оторвалась от его ног и присела на постели:
— Какого чёрта делаю я, грязная свинья? — переспросила она таким голосом, что просто ух!
Федя опешил.
— Слушай сюда — тихо и вкрадчиво объявила она, — я хочу, что бы насладился со мной этим несправедливым устройством мира! Ты думаешь, я говорю о чем-то возвышенном, непонятном? — спросила она, заглянув в его ничего не смыслящие зенки.
Он всё ещё не мог ответить.
— Ах, дорогой Федя, ничтожный мой смерд, это же элементарно! — в её голосе столь изумительно переливались любовь и ненависть, что Федя совсем терялся в восприятии. — Пойми же, тебе завтра на работу. А мне – нет.