Ну и что?
Франк прождал Кромера больше часа — тот ввалился к Тимо очень поздно, в половине одиннадцатого. Кромер уже где-то выпил — это было сразу видно по слишком лоснящейся коже, блестевшим более обычного глазам и резким движениям. Усаживаясь, он чуть не опрокинул стул.
Сигара у него сегодня особенно ароматная, еще лучше тех, которые он курит каждый день, хотя они всегда самые отборные, какие можно достать.
— Только что обедал с генералом, начальником гарнизона, — вполголоса сообщает он.
И смолкает, давая прочувствовать значительность сказанного.
— Возвращаю тебе нож.
— Благодарю.
Кромер, не глядя, берет нож и сует в карман. О Франке он почти не думает — слишком поглощен собой, но все-таки припоминает вчерашний разговор и ради приличия любопытствует:
— Ну как? Обновил?
Накануне ночью, отколов свой номер. Франк нарочно вернулся к Тимо, чтобы продемонстрировать Кромеру добытый пистолет. Показал его Мицци, готов показать еще многим и все-таки, сам толком не понимая почему, отвечает:
— Не представилось случая.
— Может, так оно и лучше… Скажи, ты не знаешь, где можно достать часы?
О чем бы Кромер ни говорил, тон у него такой, словно он обсуждает какие-то таинственные крупные дела.
Тем же тоном он рассказывает и о людях, с которыми обедал или распил бутылку. Имена называет редко. Шепчет только:
— Очень важная птица. Слышишь, очень…
— Какие требуются часы? — осведомляется Франк.
— Старинные — и как можно больше: хоть мешок, хоть целую кучу. Что, не понимаешь?
Франк тоже много пьет. Пьют они все. Во-первых, потому, что проводят большую часть времени в злачных местах вроде заведения Тимо. Во-вторых, потому, что хорошая выпивка — штука редкая, достать ее трудно, и стоит она баснословно дорого.
В отличие от большинства кожа у Франка, когда он выпьет, не лоснится, голоса он не повышает и не жестикулирует. Напротив, бледнеет, черты его заостряются, губы становятся такими тонкими, что рот кажется чертой, проведенной на лице пером. Глаза суживаются, в них вспыхивает холодное, жесткое пламя, как будто их обладатель ненавидит все человечество.
Пожалуй, Франк сейчас именно в таком состоянии.
Он не любит Кромера, тот — его. Кромер, которому ничего не стоит изобразить сердечность и прикинуться рубахой-парнем, не любит никого, но с удовольствием приваживает тех, кто им восхищается. В карманах у него куча всякой всячины — дорогие сигары, зажигалки, галстуки, шелковые платки, которые он небрежным жестом преподносит, когда меньше всего этого ожидаешь.
— Держи!
Франк скорее уж откроется Тимо, чем Кромеру.
Кромер, разумеется, спекулирует. Часть его проделок известна — он сам подробно рассказывает о них, если вы ему необходимы; в таких случаях вам гарантирована солидная доля. Он крутится вокруг оккупантов, что тоже не без выгоды.
Как далеко он заходит? Как далеко может при случае зайти, если на карте будут стоять его интересы?
Нет, Франк не расскажет ему о пистолете. Лучше заняться часами: это слово пробудило в нем кое-какие воспоминания.
— Тут замешан тот тип, о котором я говорил, — словом, генерал. Знаешь, кем он был каких-нибудь десять лет назад? Простым рабочим на ламповом заводе. Теперь ему сорок, и он уже генерал. Мы с ним вылакали четыре бутылки шампанского на двоих. Он сразу завел речь о часах. Он их коллекционирует. С ума по ним сходит. Уверяет, что у него их несколько сот. «В таком городе, как ваш, — сказал он, — где полно буржуа, крупных чиновников и рантье, можно разыскать массу старинных часов.
Понимаете, что я имею в виду? Серебряные и золотые часы с одной или несколькими крышками. Бывает, с боем.
Бывает, с движущимися фигурками…»
Слушая Кромера, Франк представляет себе диковинки старого Вильмоша, его самого и полутемную комнату, которая освещена только просеянными через ставни солнечными лучами; видит, как старик поочередно заводит часы, подносит к уху, слушает бой, пускает в ход крошечные фигурки-автоматы.
— Вытянуть из него можно сколько захотим, — вздыхает Кромер. — Понимаешь, при его положении… Он на них помешан. Слюни от одного их вида пускает. Где-то вычитал, что у египетского короля первая в мире коллекция часов, и ничего бы не пожалел, только бы его страна объявила войну Египту.
— Пятьдесят на пятьдесят? — холодно чеканит Франк.
— Ты знаешь, где раздобыть часы?
— Пятьдесят на пятьдесят?
— Разве я тебя хоть раз нагрел?
— Нет. Но мне понадобится машина.
— Это труднее. Я, конечно, могу попросить генерала, но не уверен, что это правильный ход.
— Нет, машина нужна частная. Часа на два — на три, не больше.
Подробностей Кромер не выпытывает. В сущности, он гораздо осторожней, чем хочет казаться. Коль скоро Франк берется достать часы, Кромер предпочитает не знать — откуда и как.
Тем не менее он заинтригован. И больше всего самим Франком, его манерой принимать решения, сохраняя полную невозмутимость.
— Почему бы тебе не угнать первую попавшуюся прямо с улицы?
Это, конечно, самое простое, да и риск невелик — ночь, расстояние каких-нибудь километров тридцать. Но Франк не хочет сознаться, что не умеет водить автомобиль.
— Найди мне тачку, надежного парня, и я почти уверен: часы наши.
— Что сегодня делал?
— Ходил в кино.
— С девочкой?
— Как всегда.
— Ковырнул?
Кромер распутник. Гоняется за девчонками, особенно из бедных — с ними легче, выбирает совсем молоденьких.
Обожает разговоры о них и, раздувая ноздри, выпячивая губы, употребляя самые сальные выражения, входит в интимнейшие подробности.
— Я ее знаю?
— Нет.
— Познакомишь?
— Возможно. Она девушка.
Кромер, ерзая на стуле, слюнявит кончик сигары.
— Она тебе нужна?
— Нет.
— Тогда уступи мне.
— Посмотрю.
— Молода?
— Шестнадцать. Живет с отцом. Не забудь про машину.
— Ответ завтра. Будь у Леонарда к пяти.
Это другой бар, в котором они проводят время, но он находится в Верхнем городе, и Леонард вынужден закрывать свою лавочку в десять вечера.
— Расскажи, что у вас с ней было в кино… Тимо! Еще бутылочку, старина… Ну, выкладывай!
— Все как обычно. Колено, подвязка, потом…
— Что она сказала?
— Ничего!
Спать Франк будет у себя. Скорее всего, Лотта оставила Минну ночевать. Она не любит с первых же дней отпускать девиц домой: иные не возвращаются.
Словом, он ее увидит, и не все ли, в общем, равно — Мицци или Минна? В темноте он не заметит разницы.
4
Засунув руки в карманы, подняв воротник пальто и выдыхая облачко морозного пара, он идет по самой освещенной улице города, хотя даже она местами тонет в темноте. Встреча через полчаса.
Сегодня четверг. Речь о часах Кроме? завел во вторник. В среду, в пять, когда Франк увиделся с ним у Леонарда, Кромер спросил:
— Уговор в силе?
Вот удивились бы люди постарше, увидев, с какой важностью беседуют эти юнцы, почти мальчишки! Но, ей-Богу, разговор они ведут о серьезных вещах! Франк смотрится в зеркало: светлые волосы, спокойное лицо, пальто отличного покроя.
— Машину достал?
— Могу познакомить с водителем хоть через пять минут. Ждет напротив.
Заведение разрядом пониже, пошумнее, но выпивка и здесь еще приличная. Из-за столика поднимается парень лет двадцати трех — двадцати четырех. Очень сухощав и, несмотря на то, что одет в кожанку, выглядит студентом.
— Это он, — бросает Кромер, указывая на Франка.
Потом представляет парня:
— Карл Адлер. Можешь положиться — ас!
Они пропускают по стаканчику: так положено.
— А где второй? — тихо осведомляется Франк.
— Ах да! Там что.., придется… — Кромер запинается.
Он не любит говорить напрямик: иные слова лучше лишний раз не произносить — многие из суеверия вообще вычеркивают их из своего лексикона. — Придется прибегнуть к силе?