В саду г-жи Поре, его кормилицы, росло всего одно дерево — большая липа. Однажды в сумерках, когда небо, казалось, нависало над землей, обволакивая и поглощая все, как туман, хозяйский пес разлаялся, и на дереве обнаружили приблудную кошку.
Стояла зима. В бочке под водосточной трубой замерзла дождевая вода. Одно за другим загорались окна деревенских домов.
Кошка распласталась на нижней ветке, метрах в трех с небольшим над землей, и пристально смотрела вниз. Была она черно-белая, никто из местных такой не держал: г-жа Поре знала всех кошек в округе.
Когда собака подняла лай, кормилица, собираясь купать Франка, только что налила горячую воду в ванну, стоявшую на полу кухни. Вернее, не в ванну, а в половину распиленной надвое бочки. Окна запотели. В саду слышался голос г-на Порса, дорожного рабочего; с убежденностью, которую он вкладывал в каждое свое слово, особенно в обычном для него состоянии подпития, тот громыхал:
— Сейчас я ее из ружья достану.
Франк разобрал слово «ружье». Охотничье ружье висело на выбеленной стене над очагом. Мальчуган, уже наполовину раздетый, снова натянул штанишки и курточку.
— Попробуй сперва снять кошку. Может, она не так уж сильно поранена.
Было еще достаточно светло, чтобы различить красные подтеки на шкуре, там, где она была белая; один глаз у животного вылезал из орбиты. франк плохо помнит, как все происходило. У дерева быстро собралось человек пять — десять, не считая детворы. Люди стояли задрав голову. Кто-то принес фонарь.
Кошку попробовали приманить, поставив на видное место блюдце с подогретым молоком. Собаку, естественно, привязали к конуре. Затем все отступили, стараясь не делать резких движений. Но кошка не шевелилась, лишь время от времени жалобно мяукала.
— Слышишь? Она кого-то зовет.
— Может, и зовет, только не нас.
И впрямь: когда кто-то влез на табурет, пытаясь достать кошку, она перепрыгнула на ветку повыше.
Это тянулось долго, не меньше часа. Непрерывно подходили новые соседи — Франк узнавал их по голосу.
Один парень забрался на дерево, но едва он протягивал руку, как кошка перебиралась еще выше, так что под конец стала казаться снизу просто темным комочком.
— Левей, Хельмут… На самом конце сука…
Удивительнее всего, что, когда люди отступились, раненое животное замяукало еще громче. Казалось, оно негодует, что его бросают в одиночестве!
Тогда пошли за лестницами. Возбуждение было так велико, что в охоту втянулись все. Г-н Поре по-прежнему грозился сбегать за ружьем, но на него цыкнули.
Черно-белую кошку не поймали: пора было расходиться по домам. Ей оставили молока, накрошили мяса.
— Сумела забраться, сумеет и слезть.
Весь следующий день кошка просидела на липе почти у самой вершины и до ночи мяукала. Ее снова пытались снять. Посмотреть на нее Франка не пустили — очень уж страшен был глаз: он чуть ли не вываливался. Г-жу Поре и ту мутило.
Чем все кончилось. Франк не узнал. На третий день ему сказали, что кошка убежала. Вправду? Или просто решили не расстраивать ребенка?
Примерно то же самое получилось и сегодня, с той лишь разницей, что дело шло не о кошке — о Мицци.
В конце концов Франк направился в заднюю комнату и плотно закрыл за собой дверь, одинокий и торжественный, как будто вошел в помещение, где лежит покойник.
Стараясь не смотреть на простыни, застелил одеяло и, вероятнее всего, растянулся бы на постели, не заметь он кое-что на ночном столике.
Еще через несколько секунд он держал в руках чулки Мицци, черные шерстяные чулки с аккуратной штопкой на пятках, которой учат воспитанниц в монастырских пансионах.
Сумочку, тоже лежавшую на ночном столике, он взял в руки не ради любопытства. Ему просто-напросто захотелось притронуться к ней. И он мог себе это позволить — он был один. Вот тут ему в голову и пришла важная мысль. Он вспомнил, что Лотта, возвращаясь домой, вечно звонит, а потом извиняется:
— Опять забыла ключ в старой сумочке.
Мицци захватила с собой ключ от своей квартиры. Куда ей было сунуть его, как не в сумочку? Убегая, она не подумала о нем. Да и сейчас еще не сообразила, что вернуться все-таки придется. Она ведь даже не заметила г-на Виммера, когда тот попытался ее остановить.
Словом, ее ключ здесь, в сумочке, вместе с носовым платком, продовольственными карточками, несколькими кредитками, мелочью и карандашом.
— Куда вы, господин Франк?
Еще нет шести. Он отчетливо видит черные стрелки на циферблате будильника в кухне. Минна так и не легла, сидит у плиты. Она снова именует его «господин Франк» и следит за ним боязливым взглядом.
Он даже не замечает, что в руке у него маленькая черная клеенчатая сумочка, и на лестницу он собирается выйти без пальто, с непокрытой головой.
— Оденьтесь хотя бы — вы же на улицу идете.
Больной, ухаживая за тем, кто болен еще тяжелей, забывает о своем недуге. Минна не чувствует больше, как тянет у нее внизу живота. Не знай она, что Франк воспротивится, она пошла бы вместе с ним.
— Вы скоро вернетесь, да? Вам ведь нехорошо.
Дверь напротив закрыта, из-под нее не пробивается розовая полоска света. Франк с решительным видом спускается по лестнице. Можно подумать, он знает, где искать Мицци.
В конце Зеленой улицы, направо, есть улочка, где находится заведение Тимо, а за ним — старый пруд. Этим путем можно выйти к мосту, а это уже почти центр города: фонари, магазины, прохожие.
Свернув влево, попадаешь на задворки домов и пустыри — однажды они с Мицци так ходили. Пруд частично засыпан. Здесь начали строить педагогическое училище, но помешала война: готов лишь каркас огромного здания; крыши нет; видны стальные балки перекрытий, стены не выведены до конца. Два ряда чахлых, низеньких саженцев, обнесенных решетками, обозначают, что когда-нибудь здесь будет бульвар, а пока он весь в рытвинах и обрывается у песчаного карьера.
Окончательно стемнело. На всю эту часть вселенной приходился лишь один случайно уцелевший газовый рожок, хотя на другой стороне пруда шли трамваи и вдоль домов тянулась почти непрерывная цепочка огней.
Франк знал, что разыщет Мицци, но хотел сделать это так, чтобы не напугать ее. Говорить с ней он не собирается. Просто отдаст ключ. Не торчать же ей на улице в одних ботинках, без чулок, без денег; Хольст вернется не раньше полуночи.
На углу улицы он чуть не столкнулся с кем-то, ни на секунду не усомнился, что это г-н Виммер, и опасливо попятился: если тому взбредет в голову ударить его, придется дать сдачи.
Без сомнения, г-н Виммер тоже ищет Мицци. Может быть, даже шел за нею и только на пустыре потерял?
Секунду оба стояли почти вплотную. Тут было чуть светлее. Хотя луна не вышла — она пряталась в облаках, — различать контуры предметов все-таки удавалось.
Видел ли Виммер сумочку, которую Франк по-прежнему держал в руке? Сообразил насчет ключа? Понял, зачем явился сюда молодой человек?
Во всяком случае, старик не остановил его. Франк без передышки колесил по пустырям, спотыкаясь о кучи слежавшегося снега, потом круто остановился и осмотрелся.
Его подмывало крикнуть: «Мицци!» — но это был бы, конечно, наивернейший способ вспугнуть ее, загнать еще дальше во мрак пустырей, где она затаилась сейчас, как когда-то черно-белая деревенская кошка на липе.
Иногда ему чудился шорох, он бросался на звук, но безуспешно; затем раздавались шаги в другой стороне, он бежал туда и видел г-на Виммера, следовавшего в своих поисках параллельным курсом.
Франк то и дело продавливал обледенелый наст и по колено проваливался в снег.
Наконец он увидел Мицци. Узнал ее по силуэту и, не смея кинуться к ней, лишь протянул сумочку, как кошке показывали блюдце с молоком.
Мицци заторопилась прочь, исчезла в темноте, и лишь тогда голосом, который ему неловко было слышать в этой пустыне безмолвия, он выдавил:
— Ключ!
Франк снова заметил ее — она перебегала припорошенный белым снегом участок — и погнался за ней, спотыкаясь и повторяя: