Этот день его опустошил, превратил в человека, еще более чувствительного ко злу, чем прежде; он почувствовал, что слегка тронулся от этого ужаса, стал похож на дерево, с которого ободрали кору.
Это был день, который газеты прозвали сенсационным днем в расследовании убийств.
Это надо знать
Что они могли сделать? То же, что делали обычно: сожгли бумаги, стерли память в компьютере, и дело просто перестало существовать. Они были первыми, кто использовал слово “каменная стена” как переходный глагол. Когда они выбирали для забвения что-то или кого-то, эта вещь или этот человек переставали существовать. Но из-за времени, давления, чувствительности и климата что-то все-таки напомнило о существовании Зверя. Он мог оставаться не более чем легендой, если бы не то кровавое пятно на бумаге.
— Добавочный 22-28, — сказал Эйхорд, ожидая у телефона связь с Вашингтоном.
Может быть, они просто прекратили бы расследование, как обычно поступали, чтобы закрыть дело, но какой-то супербюрократ решил классифицировать отпечатки пальцев и группу крови, а затем сличить их с отпечатками и группой крови того, кто участвовал когда-то в секретном военном эксперименте, и нашел их тождественными. Специальная секретная оперативная группа, являвшаяся отрядом убийц, в целях конспирации получила название “зубья пилы”. И поэтому на запрос вместо “Нет ответа” или “Неточные данные” и тому подобного, вместо нормального отсутствия данных компьютер выдал “Официально уничтожены”, высветив эти слова на дисплее, как неоновую вывеску.
Эйхорд висел на телефоне в течение двух часов. Его рука онемела, и он подумал, что его может хватить сердечный удар. Слово “сердечный удар” еще вертелось у него в голове, когда вдруг женский голос вернул его к реальности.
— 22-28.
— Сонни Шенбергена, пожалуйста, — сказал он.
— Минуточку, — ответила она, вежливо попросив не вешать трубку.
— Спасибо, — поблагодарил он, слушая гудки компании “Ма Белл”, автоматической телефонной. Западной электрической и Бог знает еще какой компании.
Наконец, после того как, казалось, прошел уже целый месяц ожидания, в трубке раздался другой голос, на этот раз мужской, не такой приветливый и вежливый:
— Чем я могу вам помочь?
— Сонни?
— Извините, но у нас нет никого с таким именем.
— Слушайте, я из правоохранительных органов, дело очень важное и срочное, так что кончайте говорить чепуху и соедините меня с Сонни Шенбергеном.
— Извините, но он занят, — произнес голос после некоторого колебания. — Кто звонит полковнику Шенбергену?
— Скажите Сонни, что это Джек Эйхорд, Эй-хо-р-д. Я хочу с ним переговорить кое о чем, но сделать это мне нужно сейчас же.
— Хорошо. — Еще колебание. — А вы откуда?
— Из министерства юстиции, — соврал он.
— Да, сэр, один момент. — Линия опять зашуршала и завизжала. Этот один момент может длиться сколько угодно. Как-то он ждал один такой момент двадцать пять минут. Каково целых двадцать пять минут слушать эти обворожительные звуки? Один момент в Вашингтоне мог значить все что угодно. Но он набрался терпения и готов был ждать хоть целый день. Сначала у него онемела левая рука, потом правая, затем оба уха, а сейчас жужжание врезалось все глубже и глубже в мягкую кору мозга.
— Да? — услышал наконец Джек спокойный голос.
— Алло? — Он немного потряс телефон. Какое-то существо без сердца и скелета, подумал он. Телефон, как микроорганизм, в него нельзя хирургически внедриться. У этих ублюдков может случиться все. — Сонни, это Джек Эйхорд!
— А, это ты, кучка собачьего дерьма, не способная ни на что?
— Пока не способная. Я…
— Ты здесь?
— А?
— Ты в Вашингтоне?
— Нет. В Чикаго.
— О Господи, когда ты переехал в Чи?
— Я не насовсем. Меня послали расследовать серию убийств. По линии Главного управления. Я тут оказался в затруднительном положении. Хочу с тобой поговорить.
— Я не сомневаюсь, — засмеялся полковник.
— Мне нужен...
— Эй! С каких пор ты в министерстве юстиции?
— Сколько сейчас времени?
— Алло, алло! — Шенберген и Эйхорд долго друг друга не слышали.
— Сонни, черт! Мне нужна помощь.
— Что случилось? — спросил тот уже серьезно, — Ты опять начал пить?
— Ни капли за последние десять лет, — соврал он, зная, что если Шенберген узнает о том, что он попивает пиво, то прочитает ему пятнадцатиминутную лекцию, ибо никто не становится таким противником алкоголя, как бывший алкоголик. Это связывало их обоих. — Понимаешь, старик, мне нужно узнать, чьи отпечатки пальцев были стерты из компьютера и квалифицированы как официально уничтоженные.
— Ты имеешь в виду, что дело прекращено?
— Нет. Уничтожено. Во всяком случае, так нам сообщили: “Официально уничтожено”.