Школа находилась в девяноста минутах езды на автобусе по немощеной дороге, и это было настоящей пыткой. Когда мы приезжали, старшие дети, которые сидели в задней части автобуса, валили меня на землю и стояли надо мной, пока я не отдавал им свои деньги, которые мне давали на завтраки. После первых семи раз я поклялся, что этого больше не будет. На следующий день это случилось снова.
На следующее утро я взял с собой металлическую коробку для завтрака «Apollo 13» («Аполлон 13» — название американского космического корабля) и на автобусной остановке наполнил её камнями. Как только мы доехали до школы, я выбежал из автобуса, и, как обычно, они меня догнали. Но на этот раз я начал размахивать коробкой, ломая носы, круша головы и разбрызгивая кровь повсюду, пока коробка не раскрылась при встрече с лицом одного из этих ублюдков.
Они больше никогда со мной не связывались, и я чувствовал свою силу. Вместо того, чтобы скукоживаться в окружении старших детей, я теперь просто думал про себя: “Только попробуйте меня тронуть, я вам быстро надеру задницы”. И я так и делал: если кто-нибудь толкал меня, я сразу же давал отпор. Я был сумасшедшим, и они все начали понимать, что им лучше держаться от меня подальше. Теперь, когда я оставался один, вместо того, чтобы бросать камешки, я начал бродить по грязной дороге с моей коробкой-«оружием» и собирать в неё всё живое и неживое, что приковывало моё внимание. Моим единственным другом была старая леди, которая жила в трейлере поблизости, совсем одна в самом центре пустыни. Она сидела на своей кушетке с поблёкшими цветами на обивке и пила водку, а я в это время кормил золотую рыбку.
После года проживания в Энтони бабушка и дедушка решили, что выращивание свиней не такое прибыльное дело, как они рассчитывали. Когда они сказали мне, что мы возвращаемся обратно в Эль-Пасо и будем жить в одном квартале от нашего старого дома, я был в полном восторге. Ведь это означало, что я снова увижу своего друга Виктора.
Но я уже не был прежним — я был ожесточенным и деструктивным, а Виктор нашел себе новых друзей. Я проходил мимо его дома, по крайней мере, два раза в день, чувствуя свою отрешённость, и гнев нарастал ещё больше, когда я шёл через двор средней школы, где меня забрасывали различными спортивными снарядами, по пути в Gasden District Junior High, где я учился. Я просто ненавидел это. От злости я начал красть книги и одежду из чужих шкафчиков, ходил в центральный магазин «Piggly Wiggly’s», воровал там леденцы и заедал их «Hot Wheels» — попкорн в мешочках по десять центов, в надежде, что меня не поймают. На Рождество дедушка продал часть самого дорогого, что у него было, включая радиоприёмник и свой единственный костюм, только для того, чтобы купить мне индейский нож, и я вознаградил его жертву тем, что резал им шины у автомобилей. Месть, ненависть к самому себе и скука проторили мне дорогу в несовершеннолетнюю преступность. И я хотел идти этой дорогой до самого конца.
Бабушка и дедушка, в конечном счете, возвратились в Айдахо, на шестидесятиакровое поле в Туин Фолс (Twin Falls). Мы жили рядом с силосной ямой, которая наполнялась шелухой и отходами, остававшимися после уборки урожая. Всё это сваливалось в кучу, смешивалось с химикалиями, закрылось пластиковой крышкой и оставлялось гнить в земле до тех пор, пока не становилось достаточно вонючим, чтобы этим можно было кормить коров. Тем летом я жил жизнью Гекельберри Финна (Huckleberry Finn — герой романа американского писателя Марка Твена) — ловил рыбу в ручье, гулял по железнодорожным рельсам, подкладывал мелкие монетки под колёса проезжающих поездов и строил форты из стогов сена.
Большинство вечеров я бегал вокруг дома, воображая, будто езжу на мотоцикле, затем запирался в своей комнате и слушал радио. Однажды ночью ди-джей поставил песню «Big Bad John» («Большой плохой Джон») в исполнении Джимми Дина (Jimmy Dean), и в тот момент я совершенно потерял голову. Она как косой скосила всю мою скуку. Песня была мощная и стильная: это было круто. “Есть! Я нашёл, — подумал я, — это то, что я искал”. Я так много раз звонил на радиостанцию, чтобы заказать «Big Bad John», что, в конце концов, ди-джей сказал мне, чтобы я прекратил звонить.
Когда началась школа, всё повторилось в точности, как в Энтони. Дети дразнили меня, и я снова должен был пустить в ход кулаки, чтобы остановить их. Они высмеивали мои волосы, мое лицо, мои ботинки, мою одежду — ничто не оставалось без внимания. Я чувствовал себя, как головоломка с одной потерянной частью, и никак не мог понять, что же это за часть и где её следует искать. Тогда я присоединился к футбольной команде (football — речь идёт об американском футболе), потому что насилие было единственной вещью, которая заменяла мне любой смысл и дарила ощущение власти над другими людьми. Я делал это первоклассно, и, хотя я играл и в нападении, и в защите, я преуспевал именно как защитник на последней линии, где я мог крушить куотербэков (разыгрывающих). Мне нравилось делать больно этим засранцам. Я был абсолютным психом. Я мог так завестись на поле, что иногда срывал с себя шлем и начинал лупить им других ребят, точно так же, как это было с моей «Apollo 13» в Энтони. Мой дедушка до сих пор говорит мне: “Вы играете рок-н-ролл точно так, как будто играете в футбол”.
Через футбол постепенно пришло уважение, и через футбол же пришло признание со стороны девчонок. Они начали замечать меня, а я начал замечать их. Но как только я, наконец, начал находить для себя хоть какую-то нишу, бабушка и дедушка снова переехали. Теперь это был Джером, штат Айдахо (Jerome, Idaho), и я снова должен был начинать всё сначала. Но на сей раз, было отличие: благодаря Джимми Дину, у меня теперь была музыка. Я мог слушать радио по десять часов в день: «Deep Purple», «Bachman-Turner Overdrive», «Pink Floyd»… Однако первой записью, которую я приобрёл, была «Нильсон Шмильсон» («Nilsson Schmilsson») в исполнении Гарри Нильсона (Harry Nilsson). У меня просто не было выбора.
У одного из моих первых друзей, жлоба по имени Пит (Pete), была сестра — загорелая белокурая провинциальная горячая штучка (hottie). Она всегда ходила в коротких обрезанных джинсах, что вызывало у меня приступы желания и паники одновременно. Ее ноги были словно золотые арки, и каждую ночь всё, о чём я мог мечтать, лёжа в кровати, было то, как хорошо было бы вогнать между ними. Я следовал за нею повсюду будто клоун, спотыкаясь о собственные ботинки. Она болталась в аптеке, киоске с содовой водой и в магазине грампластинок, где, когда я, наконец, скопил достаточно денег, чтобы купить альбом «Fireball» группы «Deep Purple», она так улыбнулась мне своими большими белыми зубами, что внезапно я обнаружил, что покупаю «Нильсон Шмильсон», только потому, что она упомянула о нём.
Это был город Джером, который повёл меня вниз по узкой дорожке, которая, спустя годы, приведёт меня в Общество Анонимных Алкоголиков, где, по иронии судьбы, я встретился и подружился с Гарри Нильсоном. (на самом деле, в бредовом состоянии воздержания, мы фактически обсуждали с ним возможность сотрудничества на альбоме). Джером имел самый высокий процент токсикоманов на душу населения по сравнению с любым другим городом Соединенных Штатов, что было внушительно для городка с населением всего в три тысячи человек.
Я подружился ещё с одним мужланом по имени Аллан Викс (Allan Weeks), и мы проводили большую часть времени у него дома, слушая «Black Sabbath» и «Bread», уставившись в школьный ежегодник и рассуждая о том, за какими девчонками мы хотели бы приударить. Конечно же, когда речь заходила о конкретных действиях в этом направлении, мы имели довольно жалкий вид. На танцах в средней школе, мы всегда стояли снаружи, слушая доносившуюся из-за дверей музыку и испытывая смущение всякий раз, когда мимо нас проходили девчонки, потому что мы очень боялись танцевать с ними.