Лицо Сельваджи просияло. С улыбкой от уха до уха она выдохнула:
«Правда? Тур на остров?»
«Правда. Еще увидимся…»
Поцеловал ее. Она оторопело смотрела на него. Выходя, он сказал:
«Я возьму твой „скарабео“».
И закрыл дверь.
Альбертино мчался на «скарабео» по дороге Пренестина.
Этот день не желал заканчиваться.
Ветер бил в лицо.
Чем дальше он ехал, тем яснее осознавал, что едет не на конфирмацию, а на проклятый экзамен. Экзамен, от которого зависела его жизнь.
Ягуар, конечно, спросит, как все прошло с Выпендрилой.
А он что ему ответит?
Он прокрутил это в голове. Составил воображаемый диалог с шефом. Проговорил его.
Он тебе поверит?
Шеф придавал большое значение празднику, дому, гостям. Так что времени на разговор с Альбертино останется немного. Может, он не так уж по-идиотски поступил, что не пришел на встречу.
А если ты ему скажешь правду?
Еще одна ужасная мысль пронзила его, как скальпель плоть, обрушилась на голову, как снежная лавина.
Яйца.
А если яйца вскроются у меня в животе? Нигде не сказано, что они должны выдержать мой желудочный сок.
Они прошли через желудок Антонелло. Может, пластик, в который они были завернуты, сейчас разрушался.
Этот чертов сок, который у нас в желудке, что угодно растворить может, почему бы и не яйца?
Может, именно сейчас они и открываются. Медленно. Не все сразу. Высыпают героин в его желудок.
Может, он уже отравлен и не понимает. Может, он уже под кайфом и не знает об этом. Может, именно поэтому у него в голове роятся эти дурные мысли. Может, так…
Он странно себя чувствовал. Правда, странно. Что с ним?
Самовнушение или действие наркотика? Что с ним?
Он, конечно, не мог этого понять. Он таких вещей в жизни не делал. Ни разу ни ширялся. Ни героина, ни кокаина. Никогда не пробовал ни кислоты, ни экстази. Ничего.
Этот героин крышу сносит, убивает тебя. Он всегда отказывался. Вопрос вежливости. Он был настоящий распространитель. Осторожный. Это была его работа. И он хорошо ее делал.
Если начнешь ширяться, все кончено.
Начнешь покупать эту дрянь для себя, вместо того чтобы продавать ее.
И окажешься по другую сторону. Вместе со всеми этими отбросами, наркошами. Которые побираются, воруют и мрут как мухи.
Никому больше не будет до тебя дела. Ты будешь, как другие. Пропащий.
Сейчас, однако, он сожалел о том, что ни разу не употребил ни грамма, ни дорожки.
Так, по крайней мере, он мог хотя бы понять, действует героин или нет. Погружался ли он во мрак по собственной вине или при помощи эти проклятых яиц.
Альбертино их повидал, наркош, в глаза им насмотрелся. Они приносили ему хлеб насущный. Он их достаточно повидал.
Он взглянул в зеркало.
Глаза покраснели.
Это от холода!
Губы влажные. Пот.
Это нервы!
Однако то, что лежало в желудке, — это не просто героин. А чистый на все сто. Слезы дракона.
Теперь Альбертино верил. Желудок у него был набит слезами дракона.
Что там Выпендрила говорил?
«Это психоделический кошмар. Опухоль в мозгу».
Боже мой!
Альбертино затормозил.
Он стоял на обочине дороги. Согнувшись. И шел, как старик. Закрыв рот руками. В голове — пустота.
И это в таком состоянии я должен говорить с этим сраным Ягуаром?
Да ни за что.
Ему надо поехать в больницу. Сделать промывание желудка. Вылечиться.
А потом?
Да какая разница, что потом.
Нет, он не мог. Потом его угробят.
Он сел на капот.
Подумай. Успокойся. Этот Выпендрила хорошо знал свое дело. Он все делал основательно. Успокойся. Они покрыты воском. Пластиком. Успокойся, их нельзя повредить, — повторял он, словно молитву.
Мало-помалу он расслабился. Сердце стало биться медленнее. Дыхание выровнялось. Он влез на мотороллер и поехал дальше.
Минутная паника!
Просто минутная паника.
Ягуар жил в трехэтажной вилле. Огромной и внушительной. Кованая ограда с мраморными орлами, сжимающими в когтях ядовитых змей. В линию припаркованы «ягуар», «рейнджровер», «альфа-ромео-164», «ланча-тема». По бокам дома — английские лужайки. Пустой бассейн. Трамплин. Площадка для мини-гольфа.
Альбертино остановил мотороллер, взглянул в зеркальце, все ли в порядке с лицом. Теперь он чувствовал себя лучше. Пригладил волосы рукой. Поправил галстук.
Перевел дух и поднялся по широкой мраморной лестнице, ведущей к огромным входным дверям.
Вошел.