Я был так взбешён, что уволил помощника и натравил (sic’ed) своих адвокатов на строительную компанию. Следующее, что случилось, мне позвонил один распространитель порно-продукции из компании под названием «Internet Entertainment Group». Он сказал, что он купил плёнку и собирается опубликовать её в Интернете. Адвокаты Памелы послали им ордер о запрете на продолжение противоправных действий (cease and desist order), но по каким-то причинам он не был доставлен вовремя. Наши адвокаты и менеджеры посоветовали нам, что лучший способ минимизировать потери состоит в том, чтобы подписать контракт, в котором бы оговаривалось, что, т. к. компания держит нас за яйца (since the company had us by the balls), мы против своего желания дадим согласие на разовую демонстрацию плёнки в Интернете, а они в свою очередь не будут продавать оригинал, тиражировать запись, торговать копиями или повторно демонстрировать плёнку. Мы думали, что мы победили: Едва кто-нибудь увидит видео в Интернете, и мы сможем вернуть плёнку и таким образом уладим дело.
Поэтому, как только мы увидели в новостях полки с видеокассетами «Tower», мы поняли, что парень нарушил соглашение и ведёт массовое тиражирование плёнки, которую он, между прочим, нам так и не вернул. Я немедленно позвонил своему адвокату, и мы вызвали их в суд.
Всё это свалилось на нас в самое тяжёлое время: Мы с Памелой всё время ссорились. Попытка иметь детей, продолжать свою карьеру, которая поглощала нас полностью, строить новые отношения и иметь дело с бесконечным нагромождением всякой ерунды в прессе оказалось более сложной задачей, чем мы ожидали.
Ещё до рождения Брэндона у нас была ужасная ссора из-за того, что всё сразу навалилось на нас, мы оба стали сверхчувствительны (extrasensitive) к малейшему изменению в настроении друг друга. Если один говорил или делал что-то не так, другой с ненавистью и негодованием вставал на дыбы. У нас постоянно возникали стычки из-за ничего. “Ты эгоистичный маленький ребёнок, который не думает ни о ком, кроме себя”, вскипела Памела однажды вечером из-за какой-то ерунды, которую мы раздули в большую проблему. Я даже не помню, с чего всё началось.
“Я не хочу больше этого слышать”, огрызнулся я в ответ. “В этом нет никакого грёбаного смысла. Я слишком устал от того, что мы тратим время на вечные споры”.
“Ты никогда не хочешь ни о чём разговаривать”, кипятилась она. “Я-то думала, что ты такая прелесть (sweet). Ты обманул меня”. И с этими словами, она выскочила из дома и отправилась ночевать на свою кооперативную квартиру. Несколько часов спустя зазвонил телефон. Я снял трубку, ожидая услышать Памелу на другом конце провода. Но вместо этого я услышал мужской голос. Он назвался доктором и сказал, что Памела проглотила полбанки аспирина у себя дома и потеряла сознание. Без сознания на кровати её обнаружила подруга, которая приехала, чтобы побыть с ней ночью и утешать её. Я помчался в больницу, чтобы увидеть её, хотя передозировка в меньшей степени была попыткой самоубийства, чем просьбой о внимании. Но это сработало, потому что я даже не догадывался, насколько наши разногласия ранили её.
Чтобы сбить газетчиков со следа, но дать им хоть что-то правдоподобное, что они могли бы сообщить, мы выпустили заявление для прессы, в котором говорилось, что Памелу поместили в больницу с признакам, как она думала, гриппа, но обнаружилось, что она беременна.
Я изо всех сил старался сохранять спокойствие после этой драмы. Но это было делать всё сложнее по мере того, как новости продолжали ухудшаться. Сначала «Internet Entertainment Group» начала продавать плёнку, на которой Памела занимается сексом с Бретом Майклзом из «Poison». Затем судья по делу о нашем видео отклоняет все наши с Памелой претензии о вмешательстве в частную жизнь и разрешает продажу плёнки, постановив, что её содержание заслуживает освещения в прессе. Меня это взбесило, потому что я не хочу, чтобы мои дети когда-нибудь пришли домой к друзьям и нашли видео со своими трахающимися родителями.
Наконец, я не выдержал и посмотрел эту штуку. Я не увидел там ничего грандиозного: Это действительно всего лишь плёнка с нашими каникулами. На ней есть только маленький кусочек траханья. Тем не менее, это не удержало Рона Джереми (Ron Jeremy — американский порно-актёр) от попытки заполучить меня для с’ёмок в его порно-фильме. Думаю, если моя карьера музыканта когда-нибудь провалится, я всегда смогу стать порно-звездой.
Глава шестая
«В КОТОРОЙ ВСЁ, ЧТО НАШ ГЕРОЙ ЗНАЕТ О СВОЕЙ ЖИЗНИ, СВОЕЙ МУЗЫКЕ, СВОИХ ДЕНЬГАХ И СВОЁМ ОТНОШЕНИИ К ОРАЛЬНОМУ СЕКСУ, РУШИТСЯ ОДНО ЗА ДРУГИМ»
“Привет, я звоню Рэнди. Я предполагаю, что ты мой единокровный брат (half brother). Если твой отец Фрэнк Феранна, не мог бы ты позвонить мне? Я не знаю, жив он или мёртв. Моей матерью была Дина (Deana). А меня зовут Никки, то есть Фрэнк”.
Это было сообщение, которое я оставил Рэнди Феранна. Час спустя мне перезвонила его жена и сказала, что она смутно помнит, как его отец упоминал о полуродном брате. Я разговаривал с Рэнди позднее тем же вечером. Он был на четыре года старше меня, управлял домом отдыха (vacation resort) в Сан-Хосе (San Jose) и вырос на альбомах «Motley Crue», хотя он и понятия не имел, что забивает себе голову (banging his head) музыкой ближайшего родственника.
“Я знал о леди по имени Дина”, сказал он, “и я слышал, что у них с моим папой был сын. Но он никогда не упоминал о тебе. Мой папа — наш папа — был бабником и ярым алкоголиком. Мне рассказывали, что он был настоящим распутником (wild man)”.
“Но он хотя бы жив?” спросил я. “Я хочу поговорить с ним”.
“Он умер на Рождество. В 1987-ом. С ним случился сердечный приступ, когда он принимал душ”.
Рэнди сказал мне, что наш отец похоронен в Сан-Хосе. Я действительно хотел встретиться со своим папой после всех этих лет, просто взглянуть на него и узнать больше о том, кто я такой, каким я стану и даже к каким болезням я предрасположен генетически. Больше всего я хотел знать, почему он за всю мою жизнь никогда не хотел иметь со мной никаких отношений. Так как он был мёртв и похоронен, я посчитал, что теперь со всеми этими вопросами покончено. Возможно, мне даже повезло, что я не нашёл его живым, потому что я только снова подвергся бы осуждению и ещё больше озлобился бы. Я помнил все те радужные мысли, которые я лелеял, когда летел в Сиэтл, чтобы воссоединиться со своей матерью, а нашёл только параноидальную женщину в психиатрической больнице, которая никогда не простит меня, и которую я никогда не прощу.
Донна поддерживала меня в осуществлении плана по примирению с моим отцом. Его смерть не стала неудачей, я, в конце концов, решил, что это даже преимущество, потому что таким образом он не мог возразить мне. Так что мы полетели в Сан-Хосе и посетили его могилу. Донна взяла с собой видеокамеру и снимала, как я иду через кладбище, нахожу его надгробную плиту и плюю на неё. “Пошёл ты… “, крикнул я ему. “Ты, мать твою, ушёл от меня, когда мне было три года. Даже не попрощавшись. Потом ты вернулся с санками, словно ни в чём не бывало. Находясь поблизости, ты даже не захотел увидеть меня. Почему ты никогда не беспокоился обо мне?”
Я сидел там целый час, обвиняя его за всю мою трахнутую жизнь. Тогда я вспомнил всё — бегство от моей матери, кражу одежды у бездомной девушки, драку с полицейскими около «Whisky», передозировку во Франклине (Franklin) — вся эта мизантропия и самоуничтожение сводились к одной единственной вещи — огромной занозе, которая торчала в моём плече всю мою жизнь из-за того, что мой отец оставил меня. Мало того, что он покинул меня в три года, но он оттолкнул меня, когда я обратился к нему за помощью шестнадцать лет спустя.
Когда я возвратился домой, мы готовились отправиться в тур «Generation Swine». Я решил изгнать свои чувства к моему отцу раз и навсегда на сцене. Вместе с Крисом Вренна (Chris Vrenna) из «Nine Inch Nails» я сочинил басовый фрагмент, в котором я солировал на фоне всех этих различных текстур и звуковых эффектов (I soloed over all these different textures and sound-scapes), в то время как на заднем плане появлялась серия слайдов. Там были картинки с изображением эмбриона, новорожденного, фото очаровательного малыша — меня самого — и моя фотография, когда я был счастливым маленьким ребенком в маске на празднике Хэллоуина. Затем музыка мрачнела, и на двух сорокадюймовых экранах по очереди зажигались слова: “отказ” (”abandonment”), “опустошение” (”vacant”), “героин” (”heroin”), “разрушение” (”destruction”). После этого музыка прерывалась, и появлялся большой вопросительный знак, будто бы говоря “Почему я?” или “Что дальше?” В завершении этого куска я играл мрачный реверберирующий шум (dark ambient noise) и короткие минорные мелодии на басу, в то время как на заднем плане демонстрировался фильм, который мы с Донной сняли на могиле моего отца. В тот вечер, когда я впервые исполнил это соло, мои глаза наполнилась слезами. Потом фанаты за кулисами говорили, что они тоже плакали, потому что они также были брошены своими отцами. Конечно же, другие люди подошли и просто сказали, что я чокнутый (freak) и должен разбираться со своими проблемами. Но это был мой способ разобраться с ними.