Я знал, что я не мог заставить его передумать, поэтому уехал. Когда я возвратился две ночи спустя, вилки и ножи торчали в стенах и в потолке, а Никки и Лита выглядели куда более бледными и больными, чем обычно.
“Что, черт возьми, парни, вы с собой сделали?”, - спросил я.
“Мы ничего не делаем, мужик”, - сказала Лита. “Я пыталась тебе сказать: просто, всякий хлам летает здесь сам по себе”. Как только она это сказала, как вдруг, и я клянусь Богом, я увидел своими собственными глазами, как нож с вилкой поднялись со стола и вонзились в потолок прямо над моей головой. Я встревожено посмотрел на Никки. “Больше никакого «Крика с дьяволом», если ты продолжишь кричать с дьяволом, ты себя убьёшь”.
Хотите — верьте, хотите — нет, но я действительно полагаю, что Никки бессознательно выпустил наружу очень опасное зло, которым сам уже не мог управлять, поэтому он был на грани причинения серьезного вреда самому себе. Никки, должно быть, понял то же самое, потому что он самостоятельно решил изменить название альбома на «Крик на дьявола» («Shout at the Devil»). До сих пор тот случай остается одной из самых загадочных вещей, которые я когда-либо видел в своей жизни.
К счастью, вскоре я встретил антрепренера по имени Дуг Талер (Doug Thaler), а он знал парня, Дока МакГи (Doc McGhee), у которого было много денег, и который хотел заняться менеджментом. Док был очаровательным низеньким парнем, который умел говорить правильные вещи. “Мы сделаем «Motley Crue» самой великой рок-н-ролл-группой в мире”, - сказал он. “И даже если «Электра» не даст на это денег, это сделаю я”.
Казалось, всё складывается превосходно: «Motley Crue» теперь имели деньги, у них был парень по имени Барри Левайн (Barry Levine), помогавший им с их имиджем, и они стали приоритетом компании. Благодаря искусным махинациям Дока, его богатой фантазии и щедрым подношениям, Никки, наконец, находился на рубеже перехода от восстания в «Виски» к революции на стадионах. Но, конечно, ничто не происходит для этих парней без борьбы.
Проснувшись несколько недель спустя, я узнать, что Джо Смит был уволен, и компанией управлял теперь парень по имени Боб Красноу (Bob Krasnow). Он уволил Тома Вермана и заменил его Роем Томасом Бэйкром, что было просто превосходно, потому что теперь было даже больше причин ходить на вечеринки к RTB, а Верман все еще хотел продюсировать альбом. Но как только мы были готовы приступить к записи, Красноу прилетел в Лос-Анджелес и вызвал Вермана и меня к себе на встречу.
“Рок-н-ролла не будет”, - сказал он нам. “Я решил, что не хочу видеть никаких рок-групп на лейбле. Я не взял бы даже Оззи Осборна (Ozzy Osbourne), если бы вы принесли мне его бесплатно на серебряном блюде”.
“Почему Вы увольняете группу, которая продает много альбомов? Это, по меньшей мере, неразумно, Боб!”
“Это — «Электра Рекордс», Том”, - сказал он. “У нас есть традиции прекрасных и талантливых артистов, таких как Линда Ронстадт (Linda Ronstadt), «Doors» и Джексон Браун (Jackson Browne). Я не в цирковом бизнесе. И я не дам им ни пенни”.
“Их менеджеры желают сами заботиться о продвижении группы и затратах на тур”.
“Слушайте”, - сказал он. “Группа просто ужасна. Я видел их видео, и оно меня сильно смущает. У меня была плёнка с «MTV»”.
“Как?! Но мы только что запланировали тур для группы вместе с «Kiss». Вы не можете этого сделать”.
“Я слышал об этом, и я отменил даты”.
Я позвал Дуга Талера и Дока МакГи, чтобы они встретились с Красноу, и он сказал им то же самое. Тогда они спросили его, что необходимо сделать, чтобы освободить «Motley Crue» от их обязательств перед «Электрой».
“Вот, что я вам скажу”, - смягчился Красноу. “Вы делаете лучшую запись, на которую только способны. Не волнуйтесь о деньгах, но и держите бюджет в разумных пределах. Я не буду обещать вам, что я его выпущу, но я обещаю, что помогу вам сделать это где-нибудь еще”.
Если бы их уволили тогда и они потеряли бы импульс своего роста, то это, вероятно, был бы конец «Motley Crue». Но, к счастью, случилось нечто, что заставило Боба передумать. И этим «нечто» стал Американский Фестиваль (US Festival). Меньше, чем через год, Красноу в бандане с надписью «Motley Crue» в Мэдисон Сквер Гарден (Madison Square Garden) будет вручать группе награды за золотые и платиновые продажи альбома.
Глава вторая
«ДЕНЬ ПУБЛИЧНОГО ТРИУМФА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ВЗАИМНЫМИ ОБВИНЕНИЯМИ, ПОСКОЛЬКУ НАШ ГЕРОЙ ПОДДАЁТСЯ СВОИМ ОСНОВНЫМ ИНСТИНКТАМ, О ЧЁМ НЕ СЛЕДОВАЛО БЫ РАССКАЗЫВАТЬ ВО ВСЕХ ВОЗБУЖДАЮЩИХ ПОДРОБНОСТЯХ В ЭТОМ КРАТКОМ ОТЧЁТЕ ИЗ ОПАСЕНИЯ РАЗВРАТИТЬ САМЫХ ЮНЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ»
Это был день, когда новая волна умерла, а рок-н-ролл взял власть в свои руки: 29 мая 1983 года. День второй трехдневного Американского Фестиваля (US Festival).
Кружась в вертолете над сотнями тысяч подростков — первый вертолет, на котором мы когда-либо летали — нам казалось, будто вся клубная сцена с Сансет Стрип на эти две ночи пятницы и субботы переместилась на поле, где в этот душный, жаркий весенний день яблоку было негде упасть. Ozzy Osbourne, «Judas Priest», «Scorpions» и «Van Halen» выступали перед тремястами тысячами подростков. И мы в том числе.
В каждом городе Америки, должно быть, есть свой собственный аналог Сансет Стрип. Это больше не было андеграундом. Это было массовое движение, и все мы встретились, наконец, чтобы нанести на карту новое государство. Смотря на все это с вертолета, с бутылкой «Джека» в левой руке, мешком пилюль — в правой, и блондинистой головой, подпрыгивающей вверх и вниз между моих коленей, я почувствовал себя королём Мира. Это ощущение длилось примерно секунду. Затем мне стало очень страшно.
У нас был всего один альбом, и он только что застрял в чартах на строчке номер 157. Большинство этих подростков, вероятно, даже не знало нас. Они простояли на жаре весь день, и, возможно, будут ненавидеть нас, потому что с нетерпением ждут Оззи и «Van Halen».
Я сделал ещё один большой глоток «Джека», мы приземлились и встретили наших новых менеджеров, Дока МакГи, который, по сути, был наркодилером с хорошей деловой хваткой, и Дуга Талера, его подхалима. Там был и парень, который подписал нас на «Электру», Том Зутот, со своей подругой, удивительно горячей цыпочкой. Надо сказать, что Тому везло с женщинами. Я пошел в раздевалку, чтобы нанести грим и одеться, а заодно поинтересоваться, мог ли я чем-нибудь помочь очереди девочек и репортеров, ждущих снаружи. После того, как прошло всего несколько минут, раздался ужасный удар в дверь.
“Ты должен был быть на сцене ещё десять минут назад”, - вопил Док. “Пошёл вон отсюда, мать твою”.
С того момента мы играли “Shout at the Devil”, я знал, что мы так решили. У меня не было никаких причин для волнения. Эти люди никогда не слышали песню прежде: мы ведь только начали делать запись альбома. Но к концу песни они уже пели, опережая нас и поднимая в воздух свои кулаки. Я взглянул на толпу — с каждым словом, которое я пел, с каждым звуком гитары Мика, толпа колыхалась в ответ. В тот момент я понял, почему у рок-звёзд такое высокое самомнение: со сцены Мир кажется всего лишь безликой, однородной, послушной массой, простирающейся, насколько только может видеть глаз.
Мик покинул сцену первым и пошел назад к трейлеру, который служил нам раздевалкой. Внутри его ждала его подруга, которую мы звали Вещь (The Thing — также персонаж «Семейки Адамсов» — бегающая рука, если помните), большая противная брюнетка, у которой рукава вечно были закатаны выше локтя. Как только он вошёл в дверь, отыграв самый великий концерт в своей жизни, она наотмашь ударила его кулаком прямо в лицо безо всяких объяснений. (Помнится, в Манхэттен Бич (Manhattan Beach), она иногда напивалась, била его, а потом выгоняла из дома, после чего он звонил Никки или мне и отчаянно просил нас забрать его с его собственного порога).
После этого, как в тумане, были алкоголь, наркотики, интервью и тёлки. Помнится, заходя за кулисы, я увидел подругу Тома Зутота, которая разделась до леопардового купальника, потому что снаружи было очень жарко. Я схватил ее, прижал мое потное лицо к ее лицу и засунул свой язык прямо ей в горло. Она прижала своё тело к моему и укусила меня за губу.